— Из твоего поведения, — теперь черным аспидом под сердцем сворачивается печаль. — Не скрою, порой я бывал не прав по отношению к тебе, но это вовсе не означает, что ты должна совершать подобное!

— Какое «подобное»? — подозрительно щурюсь я.

— Не прикидывайся, Дж… — моё имя произносится настолько невнятно и глухо, что я не могу его разобрать. — Сейчас я хочу лишь сказать, чтобы ты перестала валять дурака.

— Я не понимаю, о чём ты! — в отчаянии выкрикиваю я и сжимаю кулаки.

Напряжение становится настолько сильным, что в серой туманной дымке начинают появляться бледные разноцветные звёздочки.

Но я-то знаю, что эти звёздочки — у меня в глазах, так же, как и муравьи — глубоко в желудке…

— Объясни мне, пожалуйста! — мой крик срывается на визг. И тут же звучит шелестом медных струн рассохшейся арфы:

— Я не могу объяснить тебе то, что ты не можешь объяснить себе сама.

— Перестань меня мучить, — канючу я. — Я и правда, не знаю, в чём моя проблема…

— Твоя проблема в том, что ты не можешь вспомнить. Или просто не хочешь. Заставить себя вспомнить плохое гораздо сложнее, чем хорошее. Тем более, ты больна, девочка моя… Даже спиной я чувствую — у тебя жар.

— Это ты сделал меня такой! — в бессилии выкрикиваю я.

— Может быть, — соглашается мой голос. — Но, может быть, и нет. Я не скрываю и повторю ещё раз — временами я бывал несправедлив. Но я всегда тебя любил. Любил преданно и беззаветно, никогда не помышляя о ком-либо другом. И чего тебе не хватало, я не могу до сих пор понять. Наверное, всё было действительно слишком хорошо…

— Как же я могла сделать тебе что-нибудь плохое, если ты ко мне хорошо относился? — эхо вновь разносит мой визг по тёмным окрестностям. — Я что, сама себе враг?

— По-видимому, да. Я же говорю, что ты больна, Дж… — я опять не могу разобрать своего имени. — Мне очень не нравится, что у тебя такой сильный жар!

— Я любила тебя? — выдыхаю я.

— Не знаю. Скорее всего, нет. Обычно судят по конечному результату.

— Ну, ладно! — я чувствую, что начинаю задыхаться от внезапно вспыхнувшей ярости. — Относилась я к тебе хорошо? Иначе мы бы не смогли находиться вместе!

— Вот это и было странным. Знаешь, я также считал все эти годы. А потом понял, что ошибался. Впрочем, сейчас это уже не имеет значения, что сделано, то сделано. К тому же тебе нельзя волноваться. Дай, я потрогаю твой лоб, я чувствую, у тебя ОЧЕНЬ СИЛЬНЫЙ жар!

И тут происходит самое невероятное. Мужчина, который до этого все время стоял ко мне спиной, медленно поворачивается. Я непроизвольно закрываю глаза, чтобы потом широко распахнуть их и… наконец увидеть его лицо!

Но…

Когда я попыталась открыть глаза, у меня ничего не получилось. Точнее, глаза раскрылись, но теперь меня окружала действительно кромешная тьма. И в этом вязком, пахнущем опасностью мраке я ощутила, как чья-то тяжёлая и одновременно лёгкая ладонь нежно прикоснулась к моему лбу. Мне стало так хорошо, как не было уже давным-давно. Ощущение опасности исчезло. Но для полного счастья мне по-прежнему не хватало света.

5 сентября. Вечер

Я проснулась от прикосновения чьей-то ладони. Тьма отступила, в палате было светло. Надо мной склонился отец.

Он смотрел на меня усталым, внимательным взглядом, но я не увидела в нём сожаления. Казалось, он думал о чём-то другом.

— Как хорошо, что ты, наконец, пришёл, — тихо прошептала я и улыбнулась. — Я, наверное, проспала весь день?

Отец молча кивнул.

— Знаешь, — я посмотрела в потолок, — сейчас я чувствую себя ужасно одинокой. К тому же я видела такой дурной сон…

Тревожная складка залегла у него над бровями, он слегка покраснел.

— Что это был за сон?

— Я разговаривала со своим мужем, — рука отца все ещё лежавшая у меня на голове, вздрогнула. — Как всегда, его лица я не видела.

— Джина, — отец убрал руку, пододвинул стул и сел. — Мне всё время кажется…

Слова застряли у него в горле.

— Мне кажется…

— Что? — беспокойно спросила я. — Что тебе кажется?

— Неужели ты действительно ничего не помнишь? — ответил он вопросом на вопрос.

— Нет, — я опустила глаза.

— Порой мне думается, что ты меня обманываешь…

— Мне это ни к чему.

В разговоре возникла пауза. И, чем дольше она продолжалась, тем тяжелее и ощутимее становилась. Я чувствовала это сердцем.

— Папа, — я попыталась разрядить обстановку. — Ты меня в чём-то подозреваешь?

— Что ты! — в его глазах вспыхнул недовольный огонёк, но тут же погас.

— С чего ты взяла?

— Ты постоянно задаёшь один и тот же вопрос. И мне приходится давать один и тот же ответ. А что остаётся делать — ведь я действительно ничего не помню…

— Извини, — он смутился и отвёл взгляд в сторону. — Просто мне хочется верить, что все обстоит, не так плохо, как кажется…

— Что поделаешь, — я шмыгнула носом. — То, что существует, не исправишь. Думаешь, мне не хочется, чтобы Память вернулась? Ещё как хочется! Но она меня не слушается! Не желает подчиняться! Вот сейчас я опять видела мужа во сне, но так и не смогла разглядеть его лица!

Я почувствовала, как запылали щеки. Пальцы правой руки начали судорожно комкать простыню.

— Успокойся, Джина, — отец положил мне руки на плечи. — То, что ты помнишь свой сон — это уже хорошо. Значит, ещё не всё потеряно…. А что касается твоего прошлого… Поверь, со временем всё восстановится, особенно, когда ты сменишь обстановку. По крайней мере, у меня такое ощущение…

— Если бы это произошло на самом деле… — прошептала я и почувствовала, как волны воспоминаний о недавнем сне накрывают меня с головой.

— Папа! — неожиданно выкрикнула я, и он непроизвольно отшатнулся.

— Папа, — продолжила я уже более спокойным тоном и дотронулась до его руки. — Помоги мне, прошу тебя! Помоги мне вспомнить! Для меня это очень важно!

— Что вспомнить? — тревожно спросил он.

— Что я сделала плохого своему мужу? Чего мне не хватало в жизни? Почему он сделал вывод, будто ошибался во мне?

— Откуда ты это взяла? — пробормотал он. — Ты же только что говорила, что ничего не помнишь?

— Приснилось! — твёрдо заявила я. — Представь себе, мне всё это приснилось! Но я знаю, что так и было на самом деле! Я знаю, что любила его — того человека, которого тоже звали Николас! И чувствую, что не могла причинить ему боль просто так! Ты сам говорил мне, что я влюбилась, что я — однолюб! И рассказывал, как он дарил мне цветы! Особенно, цветы к сентябрю! Чёрт! Эта фраза постоянно вертится у меня на языке! Что означают эти цветы к сентябрю? Почему всё кружится вокруг них и неизменно к ним возвращается?