Очередное оперативное совещание опять проводил генерал Яковлев, и те из оперов, которые еще не очень-то прониклись въедливостью начальника МУРа, порой почти занудной, могли бы даже предположить, что он имеет в этом деле какой-то свой интерес. Однако те коллеги по Петровке, которые уже не один год тянули одну с Яковлевым лямку, хорошо знали, что никакого личного интереса у него в уголовных делах нет, кроме, пожалуй, одного – преступник, тем более убийца, должен быть изобличен и сидеть в тюрьме. Именно в этом он и видел смысл своей работы в прославленном МУРе. А посему и оперативные совещания по особо сложным и запутанным делам, тем более по таким делам, где начинало действовать неизживаемое на Руси телефонное право, он зачастую проводил самолично. Кому-то из заместителей Яковлева это явно не нравилось, кое-кто из начальников отделов усматривал в этом излишнюю опеку, что тоже не могло особенно радовать, что же касается начальника убойного отдела МУРа, то он, оставаясь даже на своей должности прежде всего сыщиком, видел здесь прямую заинтересованность генерала итогом расследования, и это, естественно, не могло не подстегивать оперов в работе.

Хотя и приходилось порой выслушивать от шефа нечто такое, что он и сам иной раз вкладывал в уши своих подчиненных.

На этот раз докладывал капитан Майков, и Бойцов, успевший еще до начала оперативного совещания потолковать с Олегом, как бы со стороны смотрел на хозяина просторного, довольно светлого кабинета, пытаясь уловить его реакцию по ходу расследования. И начальника убойного отдела МУРа можно было понять. В силу каких-то причин прокуратура категорически отказалась возвращаться к пересмотру того, что произошло месяц назад на Большом Каретном, тем более теперь даже речи не могло идти о том, чтобы свести два уголовных дела в одно, и каждая ошибка, допущенная подчиненными полковника Бойцова, даже самая мизерная, могла бы закончиться большой разборкой на «большом ковре».

А теперь и третье убийство – убийство, пожалуй, самого главного свидетеля преступления, который мог бы в конце концов пролить свет на трагедию месячной давности.

Доклад капитана, выверенный до слова, пока что не вызывал у Яковлева каких-либо особых эмоций, и, только когда Олег сказал, что уже есть предварительные данные серпуховских экспертов, хозяин кабинета вскинул голову и негромко произнес:

– А вот здесь, пожалуйста, поконкретней.

– Да, конечно, – споткнулся Майков, – но что... что именно?

– Ваше мнение относительно убийцы Тупицына?

Олег кашлянул, покосился на своего прямого начальника, перевел взгляд на Яковлева:

– Ну-у если вы спрашиваете о том же, о чем я думаю, то я могу сказать только одно.

Он замялся, снова покосился на Бойцова, и Яковлев вынужден был напомнить о себе:

– Я слушаю вас, капитан!

– Да, конечно, – спохватился Майков. – Так вот, это один и тот же человек. Я имею в виду убийцу, который завалил свидетеля Бешметова.

– Даже так? – приятно «удивился» хозяин кабинета, хотя давно уже был готов к этой «новости». – И с чего бы вдруг подобная уверенность?

Чувствовалось, что ему нравится профессиональная хватка Майкова, и поэтому он постарался уйти в вопросах от той жесткости, которая была присуща муровским офицерам на оперативках.

И Олег оценил это.

– Во-первых, товарищ генерал, сама за себя говорит характеристика раны, нанесенной предполагаемому свидетелю двойного убийства на Большом Каретном.

Сказав это, он явно опережал события, однако начальник МУРа как бы даже и не отреагировал на «двойное убийство», что уже было добрым сигналом.

– Так вот, – продолжал Майков, – характеристика этой раны совершенно идентична той смертельной ране, которая была нанесена Бешметову.

– А теперь еще подробней, – потребовал Яковлев.

– Да, конечно, – спохватился Майков, словно испугавшись, что его больше не будут слушать. – Сначала о размерах этих ран. Они полностью совпадают, и, судя по глубине проникновения металла в затылочную кость, убийца работал довольно тяжелым свинцовым кастетом. Причем оба удара шли как бы сверху вниз.

– То есть убийца был довольно высокого роста?

– Так точно!

– А каков рост Тупицына?

– Метр восемьдесят два.

– М-да, впечатляет, – хмыкнул Яковлев. – Что еще?

– Судя по характеристике удара, и в том, и в другом случае наш убийца – левша.

– Та-ак, хорошо, – негромко пробормотал Яковлев, делая карандашом какие-то пометки на листе бумаги. – Что еще, капитан?

Майков снова покосился на Бойцова, как бы ожидая от него поддержки.

– Ну же! – требовательно произнес Яковлев.

– Я, конечно, могу и ошибаться, – негромко произнес Майков, – но я убежден, что оба удара профессионально поставлены и убийца в этом деле достиг, можно сказать, совершенства.

– С чего бы это вдруг? – подал голос кто-то из оперов.

– Да с того самого, – пожал плечами Майков, – что и в том, и в другом случае было нанесено всего лишь по одному удару, и убийца даже времени не стал тратить на контрольный удар в висок или по темечку.

– Не резон! – продолжал настаивать все тот же опер, и уже как веский аргумент: – Когда этот убивец нос к носу столкнулся в подъезде с Бешметовым, то первой его реакцией было вырваться на улицу, а этот старик, судя по всему, попытался его задержать или же просто заговорить. Вот он его и трахнул чем-то тяжелым по голове. А то, что у нашего деда кость оказалась слабой, так это еще не говорит за то, что от него избавлялись как от ненужного свидетеля.

– Что ж, с Бешметовым, возможно, именно так и произошло, – подал голос Бойцов. – Однако я полностью согласен с выводом капитана и хочу добавить, что наш мокрушник стопроцентно уверен в конечном результате своего удара, и за это само по себе говорит второе убийство, я имею в виду Германа Тупицына. Если допустить, что в случае с Бешметовым у него действительно не было времени на контрольный удар, во что я, откровенно говоря, не верю, то убийство Тупицына было хорошо спланировано, все, видимо, было обдумано заранее, о чем говорит изъятие всех документов из карманов убитого, и могу вас уверить, что у убийцы было достаточно времени, чтобы сделать и один, и два, и три контрольных замеса. Но он, голубь, видимо, действительно уверен в себе, и, как мне думается, на его счету не один труп с пробоиной в затылке.

– Что же, пожалуй, вы правы, – согласился с Бойцовым Яковлев, поворачиваясь лицом к Майкову. – Капитан, вы сказали, что это «во-первых». А что во-вторых?

Майков обреченно вздохнул, видимо уже пожалев в душе, что у него вырвалось это слово. В МУРе знали, что генерал в основном признает только факты, а все то, что относится к гаданию на кофейной гуще, не уважает.

– Видите ли, товарищ генерал, вся логика совершенных за этот месяц убийств, я имею в виду на Большом Каретном и то, что случилось с любовником Марии Толчевой, говорит, что во всем этом просматривается работа одного и того же человека, который, совершив первое преступление, то есть двойное убийство Толчевых, вынужден теперь зачищать следы.