— Что ты говоришь? Труди была помолвлена?

— Я думала, ты знаешь. Ты как-то говорил, что она не предается напрасным сожалениям о несбывшемся.

— Да, но я имел в виду то, что она посвятила жизнь своей несчастной матери.

Они присоединились к остальным. Эдвард велел детям, засыпавшим Гамиша вопросами, бежать за Тамати, чтобы тот приехал на «лендровере».

— Как странно, что вы, оказывается, знали друг друга, — обратился он к Хью и Труди. — Я даже не представлял себе. Труди, поезжайте с мистером Алегзандером на «лендровере», а я предложу вашу лошадь брату Фионы. Остальные могут ехать с вами.

Труди, все такая же румяная и привлекательная, заметила:

— Как замечательно ты сделал, Эдвард, что пригласил сюда брата Фионы. Она здесь совсем одна.

Наконец все собрались в доме. Настроение было праздничное. Катер доставил много хлеба и всякой еды. Фиона тут же взяла на себя роль заботливой Марфы и рада была обнаружить в холодильнике холодный копченый кабаний окорок и салат. Она велела детям собрать побольше малины. Эдвард будто знал, он действительно знал, и сделал много сливок. Теперь понятно, почему он устроил охоту на кабанов на прошлой неделе. Жена Гаса охотно помогала, что было очень мило, потому что Труди была совсем не в рабочей форме. Она удалилась сразу же, как только добралась до дому, и вскоре вышла в своем новом темно-синем платье, так удачно скроенном Фионой, что Эдвард, видевший его первый раз, потом с изумлением бросил Фионе:

— Чтоб мне провалиться! Ты настоящая ведьма, умудрилась сделать из Фебы красавицу!

— Ты, видно, никогда в жизни не слыхал о корсетах, — насмешливо отозвалась Фиона.

Вся команда катера вскоре после завтрака отбыла, а Хью Алегзандер, к немалому восторгу Фионы, заявил безапелляционным тоном:

— Феба, мы идем на прогулку, — и, повернувшись к хозяину, сообщил: — Мы хотим восстановить связь времен... сегодня же. — И не успела Феба принести свои извинения по части немытой посуды, как он вывел ее из дома.

— Ну и дела! — воскликнула Виктория. — Труди, оказывается, умеет краснеть. Кто бы мог подумать, что он ее друг.

Эдвард не дал Фионе ответить, бросив:

— Будь я добрый хозяин, я бы тоже смотался, дав вам с Гамишем побыть одним, но у вас в запасе вечность.

— Вечность? На сколько ты приехал, Гамиш?

— Пока не выгонят, — со смехом ответил Гамиш, — но когда Эдвард звонил мне, он предложил провести здесь все лето. Приманки он раскидал дай Бог... пообещал, что может отвезти меня на Те Анау, что может достать мне право на фотосъемки и на исследование такахе, считавшихся вымершими. Разве против этого можно устоять?

Фиона с недоумением посмотрела на него:

— Когда он звонил тебе? Гамиш Макдоналд, проснись и спустись на грешную землю. Ты хочешь сказать — писал.

— Я, кажется, ясно сказал — звонил. Представь, как я обалдел, когда мне в тот вечер сказали про звонок из Новой Зеландии. Я уж не знал, что и подумать. Перепугался до чертиков — вдруг что с тобой случилось.

— Так вот зачем ты ездил в Уэйнвуд-Хиллз? Ты сказал, что тебе надо позвонить. А оказывается, тебе взбрело в голову звонить в Южную Африку.

Гамиш с первого же мгновения вписался в жизнь «Бель Ноуз», словно он родился здесь. Уильям и Джеймс стали его тенью, Виктория и Элизабет мало чем от них отличались. Гамиш, доктор и дети часами пропадали где-то вне дома. Малколм Ремингтон упивался отсутствием телефона, долгими, никем не нарушаемыми часами сна, — словом, был счастлив провести отпуск в столь необычной обстановке.

А Феба? Феба Трудингтон двигалась как во сне, в счастливом сне. Внезапное вторжение Хью Алегзандера не позволило ей снова укрыться в своей скорлупе. Это была совсем неизвестная им Труди. Каждый раз, глядя на нее, Эдвард не переставал удивляться.

— Конечно, с головой у нее всегда было все в порядке, — говорил он Фионе, — но такого блеска остроумия раньше не было.

— Она сама мне говорила, — заметила Фиона, — что с ним никогда не чувствовала смущения.

Приезд Малколма Ремингтона успокоил Фиону. Он согласился погост^1ть у них несколько недель по приглашению Эдварда. Ему предложили место врача в небольшой сельской больнице в Мальборо, но вакансия открывалась только в середине февраля.

— Эмери должна родить до этого, — сказал он Фионе. — Она говорит, что готова остаться, если я буду здесь тоже. А для меня это прекрасный отпуск. Эдвард полагает, что один лишний рот вас не очень затруднит, а по мне, так жизнь здесь кажется фантастикой.

Эдвард потом сказал Фионе:

— Надеюсь, я не перестарался? Ты ведь могла недель шесть провести в Ванаке.

Фиона посмотрела на него с удивлением:

— Да что ты, я и так чуть не рехнулась вдали от дома.

— Вдали от дома? — задумчиво повторил Эдвард.

Фиона быстро повернулась и ушла.

Как-то днем Фиона разыскала Фебу:

— Труди, ты сказала Хью, почему отвергла его?

— Нет еще.

— Смотри, иначе я сама скажу. А то он будет продолжать думать, что ты его не любишь.

— Скажу, когда надо, — с улыбкой ответила Труди.

— Ты хочешь сказать, что он еще не сделал предложения, — так и вцепилась в нее Фиона.

Труди серьезно посмотрела на нее:

— Он пробудет здесь всего восемь дней. Мы уже не те молодые и импульсивные люди и взвешиваем все за и против, присматриваясь друг к другу.

— Очень я поверю, — фыркнула Фиона. — Мне кажется, каждый из вас хочет дать другому шанс... шанс, который никому не нужен.

Труди бросила на нее внимательный взгляд, выходя из комнаты.

— Ты очень умна в моих делах, Фиона, совсем не так, как в своих.

Фиона так и осталась стоять как вкопанная. Что она имела в виду? Не могла же Феба заметить, что она... любит Эдварда?

Фиона могла только гадать, последовала ли Феба ее совету или нет, но в один прекрасный день они с Хью вернулись с прогулки с таким видом, словно что-то наконец разрешилось. Фиона услышала голос Хью, направлявшегося в баню. Она была одна в доме. Ребятишки с увлечением строили плотину на ручье. Гамиш, Эдвард и Малколм охотились на холмах. Фиона наслаждалась одиночеством и заодно наполняла банки. Было по-летнему жарко, в воздухе стоял миндальный запах утесника, в саду розы осыпали лепестки и чуть не на глазах раскрывали новые бутоны, и от их аромата кружилась голова. Над ульями в вишнях деловито носились пчелы, наполняя все вокруг неумолчным жужжанием. На ферме «Бель Ноуз» лето вступало в свои права.

Фиона приняла душ, помыла волосы, расчесала их, надела белое платье с блестящим черным поясом. Она сидела в комнате Ранги, глядя во дворик и дальше, на сверкающее озеро. Было приятно так сидеть без дела и читать. Она видела, как Феба и Хью рука об руку спускались с холма, и все поняла. На мгновение древнее одиночество духа коснулось ее. Быть вдвоем так хорошо, так естественно, так правильно. Она поняла, что Феба сейчас придет к ней, когда Хью включил душ. Так оно и было.