— Довольно! — герцог стукнул ладонью по подлокотнику. — Похоже, что дети, которых Ваша дочь еще не родила, уже нуждаются в моей защите! — он усмехнулся одними глазами. — Однако, если бы мы могли быть уверены, что первая ночь не обошлась для нее без надлежащих последствий, то Вы были бы более уступчивы, граф.

— Забудьте об этой ночи, милорд. Поскольку она, слава Богу, не имела никаких «последствий», и, кроме того, должен признаться, что Вы угадали: моя дочь теперь замужем.

— Так назовите мне счастливца, которого Вы ей всучили! Небезынтересно узнать, чье имя будут носить мои сыновья!

Логанн искоса наблюдал, как лицо собеседника покрывается свинцовой бледностью.

— Что Вы хотите этим сказать? — вымолвил наконец Таникч.

Во взгляде герцога промелькнуло понимание, выражение его лица стало мягче.

— Таникч, я люблю Вашу дочь. Она достойна всего самого лучшего, и я дам ей это, и даже больше.

— Но Вы не можете дать ей главного, милорд — своего имени. И как будто забываете, что это уже сделано другим.

— Что касается ее мужа… Как, Вы сказали, его зовут?

« Если бы я назвал его, то, клянусь первородным грехом, ты не стал бы переспрашивать!» — подумал Таникч.

Тут дверь зала распахнулась, и на пороге возникли сэр Маски и словно сотканная из облаков и тумана леди Таникч, которую он держал за руку. Вслед за ними вошли леди Лаи со святым отцом и целая толпа Таникчей, далее следовала принаряженная прислуга женского пола и те из солдат гарнизона, которые могли с некоторой натяжкой считаться родственниками хозяев.

Сэр Маски провел свою молодую супругу через весь зал и остановился прямо напротив герцога. Молодожены, а вместе с ними и все вновь прибывшие склонились в поклоне перед властелином Эйморка. Несколько секунд длилось молчание, в течении которого, казалось, можно было бы услышать падение на пол носового платка.

Настала очередь Таникча иметь удовольствие наблюдать смену красок на лице могущественного гостя. Из обычного оно сделалось мертвенно-белым, потом на щеках проступил бледными пятнами румянец, и наконец все лицо герцога как будто потемнело, прежде чем его губы искривила мрачная усмешка.

Не говоря ни слова, Горячий движением руки разрешил молодым подняться. Этот жест, словно мановение мага, пробудил к жизни всеобщее движение и звуки. Собрание зашевелилось и стало рассаживаться за полные снеди и напитков столы. Рыцарь повел невесту на предназначенное для нее место — справа от герцога, и сам уселся рядом.

Незадолго перед тем из боковой дверцы в конце зала вынырнули трое музыкантов: теперь они стояли в углу в ожидании, когда хозяин, как того требовал обычай, откроет праздник заздравным словом.

Позволив всем разместиться, Таникч поднялся и произнес короткую здравицу, не забыв упомянуть в ней сиятельного гостя. Пили этот тост, как и подобало, стоя; выпил и герцог, но он сделал это не вставая и как будто машинально.

Заиграла музыка, застучали вилки и ножи, праздник начался.

Сначала девушки из прислуги исполняли для пирующих свои народные танцы, а одна даже спела свадебную песню на непонятном языке, полную какой-то странной грусти. Затем музыканты, выменянные неразлучными гуляками Рено и Адри у соседа за пару хороших, но все же не лучших своих охотничьих псов, побросали инструменты и доказали, что являются мастерами не только на все руки, но и на ноги тоже, начав выделывать сногсшибательные, по здешним понятиям, акробатические номера.

Бедняжка Лис со своей тонкой душевной организацией оказалась на пиру между двумя мужчинами, как путник на узкой тропинке меж двух пропастей. От Ричарда, который был для нее воплощением девичьей мечты, сказки о прекрасном принце, и которого она любила, как любят нечто совершенное и недосягаемое, не смея даже помышлять о том, что когда-нибудь оно может упасть тебе прямо в руки, исходил поток спокойной уверенной силы, и девушка ощущала его всем существом, почти физически. Так же, как и атмосферу властного могущества, окружающую Логанна. И совершенно напрасными были сейчас ее попытки не думать о том, что Горячий знал ее всю, до последней родинки, забыть, что он сумел в свое время взять не только ее тело, но и нечто большее.

Когда идешь по острому гребню меж безднами, не рекомендуется смотреть по сторонам, тем более — заглядывать вниз. Бессознательно руководствуясь этим правилом, новобрачная, подобно изваянию самой себе, держала голову высоко поднятой и глядела только прямо, благо, там было на что посмотреть.

Вскоре насытившиеся частичные родственники решили, что пришло время сделать перерыв, а заодно и поразмяться, доставив удовольствие присутствующим зрелищем рукопашного боя.

После этого молодые Таникчи стали забавляться метанием кинжалов в принесенную слугами мишень.

И так далее и тому подобное.

Не были забыты и гвардейцы, оставшиеся за воротами замка: по приказу хозяина им выкатили несколько бочек вина и вынесли хорошей закуски в виде освежеванных бараньих туш.

Сам граф держался во время пира с большим достоинством и величавой уверенностью, вполне соответствовавшими его положению хозяина и главы рода. Он был подобен полководцу, мысленно анализирующему свои позиции и еще раз проверяющему резервы.

Нечего сказать, ему было чем гордиться: не каждый знатный вельможа, даже из числа приближенных к особе принца, удостаивался его личного присутствия на бракосочетании своих отпрысков. По правде говоря, Таникч и помыслить не мог, что события заведут его в подобную каверзную ловушку. Но не в его правилах было отказываться от поединка, пусть даже и навязанного ему роковым капризом обстоятельств. До сих пор удача была на его стороне, если не принимать во внимание тот факт, что противник не удосужился пока нанести ответного удара. А поскольку Горячий не имел привычки затягивать с контрударами, Таникч начал подозревать, что герцогу просто-напросто, что называется, нечем крыть, и если это так, то ему остается только отдать хозяевам незаслуженную честь, догуляв у них на свадьбе, после чего признать, наконец, свое полное поражение и отбыть обратно в столицу.

Скептически улыбнувшись столь приятной, но увы, что греха таить, безнадежно абсурдной мысли, граф в очередной раз обвел придирчивым взглядом зал и пирующих. На первый взгляд беззаботное веселье в большом зале на самом деле сильно отличалось от обычных здешних праздников и застолий. Действительно, обитателям замка трудно было от души веселиться, поднеся предварительно своему государю такую пилюлю. Каменное выражение лица Горячего и его молчание на пиру настораживало и вселяло в родственников невесты значительно большую тревогу, чем вызвало бы обычное для герцога открытое проявление гнева. Учитывая, что замок был практически оккупирован герцогской гвардией, Таникчи сейчас с большой натяжкой могли считать себя хозяевами в собственном доме и вынуждены были деланным весельем прикрывать большое внутреннее напряжение и нервную настороженность.