Испанцы потянулись к проему, откуда вниз вела винтовая лестница. Проводив взглядом последнего идальго, ла Валетт с приязненной улыбкой направился к Томасу.

— Я в вас не ошибся, друг мой. Только рыцарь может понять, что значат для Ордена галеры.

— Я ваш слуга, сир, — почтительно склонил голову Томас, — и присягал на верность Ордену. Хотелось бы лишь, чтобы правда оказалась на моей стороне. А то ведь может статься и так, что прав дон Гарсия: эти галеры хоть и капля в море, но кто знает, может, как раз они и создадут решающий перевес над силами врага.

— Теперь мы об этом уже не узнаем: решение принято. И пусть это больше тебя не тяготит. — Похлопав Томаса по плечу, Великий магистр тронулся в сторону лестницы.

Томас задержался наверху, и к нему, улучив момент, подошел Ричард.

— Хорошо получилось, сэр Томас, — скороговоркой сказал он ему на ухо. — Вы завоевали его доверие. Этим можно неплохо воспользоваться.

— Тебе виднее.

Томас сложил руки на парапете башни и через Большую гавань устремил взор на Биргу. Все утро он гнал от себя мысли о той короткой встрече с Оливером. Не встрече, а скорее стычке… Нынче ночью сон никак не шел; был момент, когда избавлением мелькнул соблазн выбросить из головы всякую мысль о тайной причине своего пребывания на этом острове. Тем не менее, где-то в сокровенной глубине, требовала утоления неотложная, непреложная цель. Лишь после этого можно будет со спокойной душой и ясным умом встать лицом к врагу.

* * *

Вечером того же дня, когда рыцари сели ужинать, Дженкинсу и Ричарду было дано задание почистить доспехи Томаса. Снаряжение господина, а также свое хозяйство — рундучок с тряпьем, притирками и горшочками мастики и воска — эсквайр и слуга захватили с собой в зальцу и, устроившись там на табуретах, взялись за работу. Дженкинс степенно наставлял оруженосца, как правильно накладывать на поверхность доспеха притирку с мастикой, как втирать ее чистой тряпицей, пока на металле не останется лишь матовое пятно, которое затем кусочком кожи втирается до образования мягкого глянца. Ричард какое-то время натирал в тишине, после чего, кашлянув, спросил:

— Послушай, Дженкинс, а ты не припомнишь такого рыцаря, сэра Питера де Лонси?

— А как же, сэр, — с серьезным видом ответил тот, обмакивая в мастику намотанную на палец тряпицу, которой затем стал натирать гребень рыцарского шлема. — С той поры как старый король Генрих ополчился на Папу, рыцарей из Англии в Орден вступало не так уж много. Так что сэра Питера я помню, даром что пробыл он у нас недолго. Поступил служить примерно за пару лет до кончины короля. Человек был тихий, благочестивый и очень набожный. Не чета иным. Обеты свои соблюдал свято. Весть о его кончине я встретил с грустью. Он тогда только вернулся из отлучки в Англию, по каким-то семейным делам, кажется. — Дженкинс печально покачал головой. — Надо же, сплавать в такую даль для того лишь, чтобы потом утонуть здесь в гавани… Случайность поистине роковая.

— Да, — вздохнул Ричард. — А уж для меня — тем более. Он ведь был мне кузеном.

Дженкинс неторопливо поднял глаза.

— Да что вы? Вот жалость-то.

— Близки мы с ним не были, — сделал оговорку Ричард, — но все равно родня. — Он отложил начищенный нагрудник и потянулся за латным воротником. — Я перед отъездом из Лондона увиделся с его братом.

— Братом? Я и не знал, что у него был брат.

— Да так, серединка на половинку. Когда Питер покинул Англию, он был еще ребенком. Не думаю, чтобы маститый рыцарь упоминал о нем в разговорах. Хотя когда я сказал ему, куда собираюсь, он спросил, не выполню ли я одну его просьбу. Так, сущую безделицу.

— Мгм? — гукнул Дженкинс, не отвлекаясь от работы.

— Семье так и не были возвращены личные вещи сэра Питера. Было несколько раз писано сэру Оливеру Стокли, да безрезультатно.

— Не удивлюсь. Он человек занятой.

— Уж могли бы, по крайней мере, откликнуться на письма… Тут и дел-то всего ничего: вернуть пожитки.

— После себя он мало что оставил, — Дженкинс с утробным звуком дыхнул на гребень шлема и стал яростно его натирать. — Кое-что из одежды, Евангелие, письменный прибор, какая-то еще мелочевка… На сундучок только и набралось. Доспехи его отошли к Ордену.

— Понятно… Послушай, а я могу на тот сундук взглянуть? Ведь есть еще время отослать его семье, пока не нагрянули сарацины. Знаешь, как родственники обрадуются! Ты бы видел, как они убивались по покойному…

Дженкинс отставил шлем и шлифанул свои обгрызенные ногти.

— А сундука здесь больше нет.

— Вот как?

— Какое-то время он стоял у нас в подвале. Но потом, — Дженкинс развел руками, — в соседнем здании стала протекать емкость с водой, и пришлось все отсюда свезти. Если мне не изменяет память, все мало-мальски ценное переместили в Сент-Анджело. Вот тогда я и видел тот сундук в последний раз. Его увезли в форт вместе с другими коробами да корзинами. Я тот сундучок помню хорошо: красивый такой, лакированный, чисто шкатулка. Вот он там сейчас, по-моему, и стоит.

— Понятно, — сказал с улыбкой Ричард. — Лакированный, говоришь? Наверное, черный.

— Как уголь. С медными ободами. А на крышке еще герб.

— Герб? Что, интересно, на нем изображено?

Дженкинс, поглядев вверх, указал на рыцарские щитки под стропилами.

— А вон он. Голова вепря под золотым шевроном на красном поле. Видите?

Ричард накренил голову, отыскал глазами герб и кивнул.

— Ясно. Такой ни с чем не спутаешь. Надо только выбрать время и сходить.

— Не все так просто, мастер Ричард, — хохотнул Дженкинс. — Сундучок стоит под присмотром в темнице, где хранятся орденские архивы и казна. Туда так просто не войдешь. На вход нужно письменное разрешение от самого Великого магистра. Там ведь хранится целое состояние: злато-серебро, драгоценные каменья, шелка да бархаты… Все добытое на вражеских кораблях и в портах.

— Да, — усмехнулся Ричард. — Неудивительно, что оно все под замком. От греха подальше. И видимо, под тщательной охраной.

— Не без того.

— Жаль. А то я хотел отправить пожитки сэра Питера домой к родственникам.

Дженкинс хрустнул суставами и кивнул на поножи и латы:

— Давайте-ка дружнее. А то до конца господского ужина не управимся.

Ричард со вздохом потянулся к ближнему поножу и поместил на него первый шарик мастики. Поглядев искоса на слугу, увлеченно натирающего пластины нагрудника, не смог сдержать довольной улыбки: ведь он теперь знал, что искать и где найти. Впрочем, улыбка сошла при мысли о том, как непросто проникнуть в хранилище — тщательно охраняемое подземелье, расположенное в самом сердце Ордена.

С отходом флотилии дона Гарсии темпы возведения островных укреплений набрали размах. Для защиты самого уязвимого угла форта Святого Эльма Великий магистр, по совету испанца, приказал возвести равелин. Голый камень полуострова давал твердые основания, что к прибытию турок для внешней стороны укреплений будет добыто достаточно материала. За каменным фасадом надо было насыпать и утрамбовать землю и мусор. Снаружи новое укрепление смотрелось весьма внушительно, хотя на его долговечность рассчитывать не приходилось: полчаса обстрела железными ядрами, и он неминуемо будет размолочен.