Кроме того, он удивительно музыкален. В сравнении с другими вокалистами, с которыми мне доводилось работать, Лучано не только очень хороший музыкант. Под этим понятием подразумеваю технически подготовленного артиста, например, умеющего бегло читать с листа. А Лучано сверх-сверх-сверхмузыкален! Многие могут быть первоклассными музыкантами, не будучи музыкальными.

Говоря проще, быть музыкальным еще не означает, что можешь выучить какую-то партию, а потом просто открывать рот, чтобы спеть ее — нет, надо уметь каждый звук, исходящий из твоего горла, превращать в музыку. Тут и проблема фразировки, и умение почувствовать, что хотел сказать композитор…, а также способность передать слушателю намерения творца. У Лучано это получается необыкновенно. У него неподдельные чувства — у него есть душа… И он умеет вкладывать ее в музыку, которую исполняет.

Я слышал, как он говорил кому-то, будто не очень быстро выучивает нужный нотный материал. Я много работал с ним и не согласен с его утверждением. Проблема времени у него действительно есть, только совсем другого свойства. Когда готовишь с Лучано новый номер, время, которое требуется для серьезной работы, исчисляется минутами, а не часами. И в течение этих четырех или пяти минут он действительно предельно сосредоточен и мгновенно осваивает все, что нужно выучить, чтобы точно спеть ноты. Кроме того — и это гораздо важнее, — он превращает верно усвоенные ноты непосредственно в музыку.

Такую способность не приобретешь даже за годы упорных занятий. То же самое можно сказать о других его качествах, каких я не встречал больше ни у кого из певцов. Когда он выходит на сцену, перед началом концерта даже в каком-нибудь совершенно незнакомом городе, я чувствую, как из зрительного зала наплывает на него волна любви еще прежде, чем он взял первую ноту. Подобный феномен трудно объяснить, это какое-то почти мистическое наваждение.

Когда я говорю с ним об этом, он пожимает плечами: «Может быть, они уже слышали меня». Или же: «Наверное, читали какую-нибудь хвалебную рецензию».

Возможно, его слова были бы справедливы, если б речь шла о какой-то особенно восторженной и сердечной публике, но я чувствую именно горячую волну любви, которая всякий раз исходит от огромной массы людей… Почти осязаемо ощущаю этот накал эмоций.

Во время наших выступлений происходили иногда разные необъяснимые события. Помню, однажды мы исполняли несколько песен Тости. Едва Лучано спел одну из них, живую и веселую, я уже начал вступление для следующего номера, такого же по характеру, как вдруг ужасно испугался, обнаружив, что Лучано снова запел только что исполненную вещь. Я сразу же перестроился, и номер прозвучал дважды. Если подумать, то просто удивительно, что подобное случалось не так уж часто.

Выступать в концертах вместе с Лучано для меня огромная радость. Прежде всего, чувствую, что мы превосходно исполняем музыку, и такое исполнение волнует, завораживает публику. Кроме того, сотрудничать с ним, да и просто находиться рядом — настолько интересно и волнующе, что само по себе концертное выступление — а это серьезная и трудная работа — превращается в удовольствие.

Раз в году Паваротти прерывает нескончаемую череду спектаклей, концертов, грамзаписей и уезжает отдохнуть на собственной вилле в Пезаро. Эти каникулы, которые поначалу длились не один месяц, а теперь исчисляются только днями, — единственное время за весь год, когда Лучано перестает быть оперным певцом и вновь делается мужем, отцом, другом, гостеприимным хозяином, спортсменом, живописцем, лентяем.

Только здесь, в Пезаро, Паваротти удается расслабиться и действительно отдохнуть, делать лишь то, что ему хочется. Главное событие дня в жизни обитателей виллы — обед, на который обычно собирается не менее двенадцати человек. Родственники, друзья, сотрудники проводят застолье, наслаждаясь беседой и четырьмя или пятью превосходными блюдами. Обеды эти — для Паваротти нечто вроде ежедневного ритуала, который позволяет ему не оторваться от мира, который создал его и вскормил.

Приобретение виллы произошло совсем «по-павароттиевски», при обстоятельствах, когда переплелись тоска по собственному дому, опера, дружба и увлечение. В январе 1969 года Лучано пел «Пуритан»[11]в Болонье вместе с Миреллой Френи, и среди поклонников, пришедших в грим-уборную поприветствовать его после спектакля, оказался некий синьор Чезаре Кастеллани, приехавший в театр на автобусе, который

«Друзья оперы» в Пезаро наняли специально для поездки в Болонью. Его товарищи хотели послушать Миреллу Френи — она в отличие от Паваротти уже тогда прославилась в Италии. А Кастеллани больше интересовал молодой тенор: голос его, услышанный по радио, поразил этого синьора.

Выступление Паваротти в партии Артура превзошло ожидания Кастеллани, и он, оказавшись лицом к лицу с тенором, принялся рассыпаться в похвалах. Паваротти заговорил с этим пожилым человеком, как всегда поступает со своими поклонниками, не только из дружеских чувств, но и для того, чтобы снять налет обожествления, какой возникает при подобных встречах. Когда Лучано узнал, что Кастеллани из Пезаро, то пришел буквально в восторг.

— Я очень хорошо знаю ваш город, — воскликнул он. — Родители часто возили меня туда в детстве. Но уже много лет, как не бывал там.

В ответ на эти слова Кастеллани предложил ему возобновить знакомство с Пезаро, уверяя, если тот с семьей захочет посетить его, он предпримет все возможное и сделает их пребывание в городе приятным.

Последовав его совету, Паваротти на следующее лето повез Адуа и детей в Пезаро, где они остановились в одной из гостиниц на берегу моря. Разумеется, Лучано сразу же разыскал Кастеллани, и дружба их стала крепнуть.

Все знают Пезаро — старинный город, несколько отодвинутый от пляжа внушительным строем гостиниц и жилых домов на набережной. Здесь в 1792 году родился Россини, и сюда каждое лето наезжают целые орды немецких и скандинавских семей.

Для Паваротти и его близких каникулы в Пезаро очень скоро вошли в привычку. Лучано так полюбил этот адриатический город, что попросил своего друга Чезаре сообщить ему, не продается ли где-нибудь хороший дом. Случай представился почти сразу же: старый деревенский дом на склоне холма в северной части города, где берег освобождается от высоких бетонных надстроек, а зеленые холмы плавно спускаются почти к самой воде.

От побережья грунтовая дорога ведет сквозь густые заросли к ограде, делает за нею крутой поворот и поднимается прямо к дому — крепкому, удобному строению, прочно стоящему на высоком фундаменте.

Паваротти купил этот дом в 1974 году и тотчас же начал ремонт, оставив по возможности нетронутым фасад, но основательно все перестроив внутри. Теперь, когда подъезжаешь к зданию со стороны моря, видишь новую ограду с надписью «Вилла Джулия». Это имя дали в честь бабушки по материнской линии, которую Паваротти обожал в детстве и для которой всегда оставался любимым внуком.