— Я не знаю, с чего начать. То, что я скажу тебе, должно остаться между нами. Я только прошу тебя выслушать, но считай, что официально тебе никто ничего не сообщал. Хорошо?

Лукас напрягся. Ему не терпелось, чтобы Ориана наконец-то начала рассказывать о причине своего звонка.

— Вчера вечером один человек проник в кабинет координации по трансплантологии и украл все документы, касающиеся твоей операции.

В трубке повисло молчание. Лукас понял, о чем идет речь, но не мог взять в толк, кого могла интересовать его история болезни. Он сделал паузу, задумавшись, и Ориана, находясь на другом конце провода, не выдержала.

— Лукас, мы думаем, что это, возможно, журналисты. Они хотят узнать о происхождении сердца, которое тебе пересадили. Я узнала человека, укравшего документы. Я видела его на твоей пресс-конференции. Это смуглый журналист, который задал тебе несколько вопросов.

— Унесли все мои документы?

— Да!

— А каким было содержание этих бумаг? — Наконец-то Лукас смог сосредоточиться и осознать важность того, о чем говорила Ориана.

— В них было все! Начиная с того, кто являлся донором, до описания твоего послеоперационного состояния в больнице. Все!

— Не понимаю, почему операция, которую мне сделали, вызывает столько интереса.

— Они хотят узнать что-то о семье донора. Думаю, их цель — получить побольше информации и сделать так, чтобы донорство перестало быть анонимным.

Лукас был убежден, что настоящая причина кроется вовсе не в этом. Усилия Брэда защитить его оказались тщетными. Теперь судьба юноши зависела от тех, кто украл документы. В данное время этой информацией уже располагал кто-то, заинтересованный в том, чтобы узнать, кому ранее принадлежало сердце, недавно пересаженное Лукасу. Чтобы не беспокоить Ориану, он предпочел ничего об этом не говорить.

— Спасибо, что ты рассказала мне о случившемся, Ориана. Помнишь, что мы договорились на субботу? — Лукас решил настаивать на встрече. Ему было необходимо ее увидеть.

— Да, да… — утвердительно сказала девушка и снова сменила тему разговора: — Лукас, помни, что я ничего тебе не говорила, пожалуйста. Я слишком подставляю себя.

— Не беспокойся. В больнице не узнают, что мне известно об этом. Если появятся еще какие-нибудь сведения о личности вора, надеюсь, что ты мне сообщишь.

Они попрощались. Лукас ничего не сказал родителям, решив, что не стоит их лишний раз волновать. Он ушел на занятия, стараясь не показывать того, что день начался с тревожных новостей.

Не лучшим образом складывались дела и в институте. В двенадцать часов, во время перерыва, Хосе Мигель и Лео снова столкнулись. На этот раз было сказано гораздо больше слов, а в свидетелях оказались все. У них была пятнадцатиминутная перемена, и все вышли во двор. Лео не смог сдержаться. Он начал протестовать, когда группа Хосе Мигеля стала насмехаться над Лукасом. Хосе Мигель всегда ходил в сопровождении своей «тени» — Андреса по прозвищу Эль Чино[20], а также нескольких учеников, которые из страха следовали всем его начинаниям. Кто-то из них, проходя за спиной Лукаса и Лео, громко сказал, чтобы услышали все:

— Паршивый старик!

Лео, подобно пружине, развернулся и посмотрел на Хосе Мигеля.

— Ты не испугаешь меня! Ты — трус. Хотелось бы мне увидеть тебя на месте Лукаса. Уверен, что ты наложил бы полные штаны.

— Прекрати, — угрожающе произнес Хосе Мигель и вцепился в ворот рубашки Лео.

Лео резким движением сбросил с себя его руку. Хосе Мигель сжал кулак и изо всей силы ударил его по носу. Увидев кровь, Лео нанес ответный удар, который свалил Хосе Мигеля на пол. Лукас попросил их прекратить драку. Он крикнул другу, чтобы тот остановился, но Лео не слушал его. Лукас попытался разнять драчунов, но его толкнули, и юноша упал. Одному из преподавателей удалось урезонить их, сказав, что такое поведение недопустимо в стенах института. Он попытался найти педагога, отвечавшего за группу. Не найдя дона Густаво, преподаватель отправился прямо к директору, чтобы доложить о случившемся. Лукас прижал руку к груди. Во время падения он почувствовал сильную боль. Юноша никому ни о чем не сказал. Он пошел к умывальнику, чтобы принять лекарство и сделать несколько глубоких вдохов. Сильвия, ожидавшая его у дверей, затараторила:

— Я должна была защитить Лео! Ведь я занимаюсь карате с детства, но никогда не применяла его на практике.

— Вот и хорошо! — ответил ей Лукас.

В это время Джимми и Виктор во дворе института отбивались от нападок дружков Мигеля, которые продолжали бросать оскорбления в их адрес.

Директор, вновь услышав имена Лео и Хосе Мигеля, немедленно вызвал обоих в свой кабинет. Развалившись в черном кожаном кресле, он ожидал появления двух учеников. В дверь постучали, но это были не они. Это был дон Густаво, руководитель группы, который только что узнал о том, что произошло, и попытался просчитать возможные последствия второго случая насилия, связанного с теми же учащимися. Когда он вошел в кабинет, в дверь снова постучали. На сей раз это были виновники происшествия. У одного был подбит глаз, а у второго виднелись следы крови на носу.

— Будьте добры закрыть дверь и сесть, — строго произнес директор своим неприятным голосом.

Воцарилось молчание, которое показалось Лео вечным. Хосе Мигель, напротив, был спокоен. Дон Густаво нервно вертел в руках шариковую ручку.

— Я думаю о том, как следует с вами поступить, — продолжил свою речь директор. — Я уже предупреждал вас, насколько серьезна сложившаяся ситуация. Я говорил, что, если вы снова устроите подобное, вас исключат из института, и вы завершите на этом этапе свое образование, не имея возможности поступить в университет.

— Дон Бартоломе, — перебил директора преподаватель до того, как тот произнес очередную фразу, — ребята взвинчены возвращением Лукаса. Они не знают, как следует обращаться с ним после операции, и сегодняшний конфликт связан именно с этим. У него нет ничего общего с тем, который произошел раньше.

— Послушайте, дон Густаво, с вашей стороны очень благородно пытаться помочь своим ученикам, но в этом случае им нужно преподать хороший урок, потому что свидетелями этого жестокого эпизода были все за исключением вас.

— Но, дон Бартоломе, вы же знаете, что как руководитель группы я использую перерыв для того, чтобы поговорить с кем-то из учащихся или родителями какого-либо ученика. Дело не в том, что я где-то гулял по коридорам. — Его задело за живое замечание директора, который, занимая свою должность уже год, так и не понял, кто в институте работает, а кто нет.

— Я раздумываю, какое решение принять: о полном или частичном исключении.

— Такое серьезное решение, — сказал преподаватель, — должно приниматься педагогическим советом в присутствии учащихся и их родителей. Оно не может быть принято в одностороннем порядке.