развалятся на ряд небольших государств. Когда это произойдет, в мире останется только одно самое могучее во всех отношениях государство — и это будет наше государство. Впереди эра России — и она уже началась!»

Голубая мечта русского «наци», не имеющего даже отдаленного представления ни о политике, ни об экономике? Дичайший вздор? Все так. Но реваншисты-то, как видим, верили в него свято. И поэтому пытаться остановить их угрозой «экономической изоляции России» выглядело, согласитесь, очевидной бессмыслицей. И, тем не менее, ведущая американская газета именно ее предлагала в качестве «помощи м-ру Ельцину». Какой простор для российской либеральной прессы повоспитывать западное общественное мнение и заодно раздавить в зародыше реваншистский миф при самом его зачатии! Увы, сколько я знаю, едва ли кто-нибудь в России, и тем более на Западе, вообще заметил эту неувязку.

Кладбище упущенных возможностей — вот что открывается нам при взгляде на эту картину. Интеллигентское высокомерие: кому взбредет в голову читать эту мерзость-День? Да и времени для этого не было: следовало срочно «менять власть». Я не говорю уже, что ни от Афанасьева, ни от какого бы то ни было иного лидера либеральной оппозиции никто никогда не слышал объяснения, как именно, с помощью каких социальных сил и опираясь на какие политические альянсы, могло бы «общество само прорваться в цивилизацию». Как показали первые же выборы в Думу 12 декабря 93-го, самое большее, на что могли рассчитывать в парламенте демократы, тем более — расколотые на три партии: Гайдара, Явлинского и Шахрая, — это 30 % голосов, по сути, та же треть, что в Верховном Совете. Не с Жириновским же, в самом деле, не с коммунистами и аграриями было «прорываться в цивилизацию». Нет, похоже, «менять власть» не было тогда делом либералов. Просвещение — было. Но им они, как мы видели, пренебрегли.

Говоря словами Талейрана, это было больше, чем преступление, это была ошибка. Постараемся не повторить ее после Путина?

Глава 14

ЧЕЧЕНСКИЙ ЭКЗАМЕН В НОВЕЙШЕЙ ИСТОРИИ РОССИИ

Что сильнее всего поражает в новейшей истории «Русской идеи» — от партийных аппаратчиков к реваншистской оппозиции, от Горбачева к Ельцину (и к Путину) — это бездна ошибок. С обеих сторон. Какая-то вакханалия ошибок! Ошибается коммунистическое большинство первого Съезда народных депутатов РСФСР в мае 90-го, выбирая председателем Верховного Совета своего будущего непримиримого противника Ельцина. Ошибаются реваншисты и с импичментом, и с референдумом, и вообще со всем, что они делали-от августовского путча 91-го до октябрьского мятежа 93-го. Не отстает и другая сторона. Ошибается Горбачев, отвергая свой последний шанс — программу Шаталина, ошибается Запад, теряя интерес к России, едва миновал страх коммунизма, ошибаются отечественные либералы, забывая о своей миссии просвещения большинства, отдавая ее реваншистам.

И особенно как-то безнадежно все это выглядит потому, что предстоит мне сейчас описывать еще одну ошибку. На этот раз Ельцина. Жестокую — и кровавую — ошибку, вторжение в Чечню, так, на первый взгляд, напоминающее сегодняшнее вторжение в Украину.

Впрочем, эта последняя аналогия, как скажет вам каждый историк, лишь кажущаяся. Ошибка ошибке рознь. И разница между ними важна. В данном случае-для понимания особенностей русской истории-важна первостепенно. Остановимся на ней на минуту, она того заслуживает. Потому что на самом деле не ельцинскую ведь ошибку повторил Путин, а куда более древнюю, николаевскую (речь, конечно, о знаменитой крымской эпопее Николая!). И дело не в том лишь, что у ельцинской ошибки была хоть видимость оправдания-«ликвидировать очаг всероссийской преступности», «предотвратить вторую кавказскую войну», а у путинской и видимости не было. В чем-то другом, куда более важном, разница.

Ошибка Ельцина, безусловно, непростительна для лидера переходившего, казалось, к демократии государства. Но все же нашел он в себе силы осознать свою ошибку, положить конец войне-пусть под угрозой провала на выборах, — не поддался соблазну диктатуры, вернулся к переходу. Да, к «испорченному», искореженному олигархическим хамством, но все же переходу к демократии (то есть, в моем представлении, к обществу без произвола власти), чего реваншисты, стоявшие стеной за «войну до победного конца», никогда ему не простили.

Главная, однако, разница, в том, что ельцинская ошибка не стала, подобно николаевской, ВЫЗОВОМ МИРОВОМУ ПОРЯДКУ, не поставила на кон само существование России. Путинская стала.

И потому есть в этом возвращении Путина к старинной николаевской ошибке, подробно описанной еще в первой книге «Русской идеи», что-то роковое, финальное. Словно круг какой-то замыкается. Чего только не случилось за эти полтора столетия, эпохи сменились — распалась четырехсотлетняя Российская империя, вслед за нею вторая, кратковременная, спрятавшаяся за псевдонимом СССР, произошла демократическая революция, рассудившая, казалось, что хватит России на ее век и двух обреченных на распад империй, — а вот, гляди ж ты, жив курилка, готовность к вызову миропорядку, вдохновлявшая в 1853 году Николая, никуда не делась. К вызову на этот раз-во имя воссоздания еще одной обреченной на распад империи! Словно мало настрадалась Россия от крушения обеих ее предшественниц. Словно злой гений Русской идеи, не отвяжется от нее, покуда не доведет до «национального самоуничтожения», предсказанного еще Владимиром Сергеевичем Соловьевым.

Николаевский вызов закончился европейской войной, затем — достало в последнюю минуту разума — капитуляцией (хотя национал-патриоты и тогда, как мы помним, бушевали «В Сибирь отступим, но честь России не посрамим!») и Великой реформой. Достанет ли разума, не потеряв страну, покончить с нынешним вызовом? И завершить его еще одной Великой реформой?

Как бы то ни было, удивительная вековая живучесть самой идеи вызова России миропорядку-тема все же четвертой, завершающей книги «Русской идеи». А мы пока что в третьей. И на очереди у нас чеченский экзамен Ельцина.

Перед началом

Сперва исправим ошибку хронологическую. Официальная дата начала войны в Чечне 26 ноября 1994 года. На самом деле экзамен начался ровно за три года до этого, в ноябре 91-го. Именно тогда вернулся в Грозный генерал Дудаев, устроил государственный переворот, наскоро «узаконил» его республиканскими выборами (в которых, правда, участвовали лишь 15 % избирателей) — и объявил Чечню независимым государством Ичкерией. Вот тогда и надо было думать, что с этой контроверзой делать. И, как мы скоро увидим, при некоторых условиях шанс на мирный, бескровный ее исход — был. Увы, вовремя о нем не подумали. Вообще не подумали.

Верховный Совет РСФСР (он тогда еще правил бал), председателем которого был чеченец, легитимность дудаевских выборов, конечно, не признал, но никакого плана урегулирования конфликта не предложил. Отчасти потому, что его глава во всеуслышание заявил: «У чеченской нации есть лишь один лидер,