– А почему ты продолжаешь убивать мужчин? – спросил он.

Райли показалось, что она нырнула в ледяное озеро. То был хороший вопрос. То был важный вопрос. Именно на этот вопрос она надеялась найти ответ здесь.

– Ты охотник, – сказал отец, всё ещё держа её взгляд. – То, что считается нормальным, убьёт тебя, если ты будешь жить этим слишком долго. Правда в том, что она всех убивает, эта треклятая нормальность. Она не естественна, она идёт вразрез с человеческой природой. Заставляет людей страдать от скуки. Заставляет их убивать без видимой причины. У нас с тобой есть причины убивать. В этом плане мы хорошие животные. Мы знаем, кто мы. А эти убийцы, которых ты выслеживаешь и убиваешь – у них просто нет этого понимания. Они не знают себя. Они вышли из-под контроля.

Он по-прежнему не отводил глаз от её.

– Это напоминает мне поговорку «в сумасшедшем мире лишь безумцы нормальны». Не помню, кто это сказал. Но это правда, и таковы мы с тобой с ног до головы. Безумцы в сумасшедшем мире, в котором у людей нет причин быть нормальными. Мы единственные понимаем, что на самом деле происходит.

Он опустил глаза и уставился на пол, перейдя почти на шёпот.

– Ты вернёшься к работе. Сядешь на первый же рейс. Я это знаю. У тебя нет другого выбора. Я не предоставил тебе выбора. Я правильно воспитал тебя. Я воспитал тебя охотником. Жаль, что я не постарался с твоей сестрой так же хорошо, но теперь уже слишком поздно это исправлять.

Райли показалось, что её ударило током. Она не могла вспомнить, когда он в прошлый раз вспоминал Венди. Это казалось сверхъестественным, поскольку Райли сама много думала о ней последнее время.

– Может быть, я неправильно с ней обходился, – сказал он.

– Ты часто бил её, – сказала Райли.

Ей отец крякнул и медленно кивнул.

– Именно это я и имею в виду. Я бил её только руками. Мои удары оставляли лишь синяки на её коже. Я бил недостаточно глубоко. Когда вы выросли, я это понял. Тебя я никогда и пальцем не тронул. Я бил тебя гораздо глубже. И ты поняла. Ты поняла.

Он долго закашлялся. Райли видела, что он очень болен. Но никакого смысла говорить ему об этом не было.

Откашлявшись, он сказал:

– Я бы пригласил тебя на рагу из белки. Но ты не захочешь проводить время с мерзким старым хрычом. Поэтому тебе пора проваливать отсюда.

Он был прав, но Райли этого не сказала.

Вместо этого она произнесла:

– Я тебя не ненавижу, папа.

– Ты либо врёшь, либо дура, – сказал он.

Райли ощетинилась на его слова.

– Какого чёрта это должно значить?

– Ты слышала. Если ты меня не ненавидишь, значит я плохо выполнил свою работу.

Он снова закашлялся. Он казался очень больным. Райли хотелось пожалеть его. Но она не собиралась позволять себе это. Он её по-настоящему разозлил.

Она саркастически сказала:

– Что ж, покуда я объект твоей «работы», возможно, мне стоит поблагодарить тебя. Я многому научилась на твоём примере. Я хорошо поняла, каким родителем быть не нужно.

– Тупица, – сказал он. – Ты видимо растишь эту свою дочь, чтобы она тебя любила. Она вырастет слабой. И ты об этом пожалеешь.

– Да что ты знаешь о сожалениях? – выпалила Райли.

– Немного. И я этим горжусь. Ты должна быть благодарна мне, плаксивая сучка.

Теперь Райли поняла, что с неё довольно. Она мирилась с такого рода оскорблениями всю свою жизни. Она никогда не давала отпор. Всё, что она могла, было просто уйти. Но теперь она не уйдёт.

Она встала и подошла к нему, слишком близко, нарушив зону комфорта их обоих.

– У тебя здесь есть зеркала, папа? Готова поспорить, что нету. А тебе бы не понравилось то, что ты увидел бы.

– А что там может быть?

– Трус. Больной, напуганный человечишка, который никогда не отваживался полюбить. Человек, который издевался над детьми, вместо того, чтобы выбрать себе в соперники равных себе людей.

Его глаза исказились от ярости. Он поднял ладонь и тяжело ударил её по лицу. Она ловко отразила удар своим запястьем.

– Давай, попробуй меня ударить, – с вызовом сказала она в ответ. – Ты больше ни на что не способен. Я теперь сильнее, чем ты, папа. Ты никогда не сможешь ко мне снова прикоснуться.

С рёвом ярости, он размахнулся и снова попытался ударить её по лицу. Райли протянула руку и поймала его кулак, сжав его мёртвой хваткой. Она сделала шаг к нему.

Она бросила:

– Ещё одна попытка и, клянусь Богом, я убью тебя на месте.

Теперь его рот скривился в злобной усмешке. У Райли по спине пробежал холодок. Ему это нравилось. Он жил ради её ненависти. Это всё, что у него осталось, что он мог назвать своим.

Но она не хотела быть похожей на него. Она не собирается тратить на него свою ненависть.

Она отпустила его кулак и посмотрела прямо ему в глаза.

– Я тебя не ненавижу, папа. Я отказываюсь тебя ненавидеть, вне зависимости от того, как сильно ты будешь стараться, – повторила она.

Теперь он выглядел уязвлённым. Когда она сказала это в прошлый раз, он таким не выглядел. Что изменилось?

«Теперь он мне поверил», – подумала она.

Пожалуй, это была самая обидная вещь из всех, что она могла сказать ему. Она забрала у него самое ценное из его достояния.

Райли повернулась и пошла прочь. Когда она открывала дверь, она услышала, как он прокричал:

– Никогда не верь человеку, чьи дети не ненавидят его.

Даже для её отца это было слишком циничное высказывание. Но она ничего не ответила ему. Она вышла и захлопнула за собой дверь. Она не удосужилась открыть зонт. Было приятно стоять под дождём. Она стояла на крыльце и чувствовала на себе тяжёлые капли.

Её визит плохо кончился, как она и ожидала. И всё-таки, свою цель он выполнил. Она вспомнила слова Майка Невинса:

«Я не уверен, что ты сможешь справиться с этим без какого-то эмоционального очищения».

Её отец стал для неё этим очищением. А теперь его дело завершал дождь.

Без сомнения, её отец болен. Но если он сам не попросил о помощи, если он отказывается даже признать, что болен, ни Райли, ни кто иной не смогут ничего сделать. Она не хотела снова видеть его. И она точно не будет снова искать с ним встречи.

Теперь ей было хорошо. И впервые после того, как она начала работать над этим делом, она почувствовала ощутимое присутствие убийцы. И он не был ни на йоту на неё похож.

«У него успешная жизнь», – подумала она.

В отличие от неё, убийца делал всё так, как было положено, и он никогда не чувствовал в этом несоответствий. Ему казалось, что убийства шлюх – всего лишь способ выпустить пар, как игра в гольф или бридж. Что в этом нет ничего неправильного. Что в нём нет ничего неправильного.