— А я знаю. Я видел этот альбом у тебя. Тот, где вырваны фотографии.

— Не помню. Вероятно, я там сама себе не нравилась.

Эльвира взглянула на Урса. Он был не такой, как отец. Не уходил от проблем. Хотел точно знать, что на него надвигается, чтобы вовремя принять нужные меры. Урс Кох — тот самый человек, который нужен заводам Коха. Он сохранит их и поведет дальше как надо, продолжая ее дело. Высок ростом, здоров и не подвержен никаким сомнениям.

— Если есть что-то, что я должен знать, ты обязана сказать мне об этом. Эльвира кивнула.

На следующее утро Эльвира пришла в гостевой домик. Симона находилась с доктором Кундертом у Конрада. Они как раз пытались уговорить Конрада позавтракать. Но тот только лежал, уставившись в потолок. Вошла сестра Ирма и сказала:

— У дверей стоит госпожа Зенн и говорит, что хочет видеть госпожу Кох. Симона и Кундерт обменялись взглядами.

— Проводите ее сюда, — сказала Симона. Очень скоро сестра Ирма вернулась назад.

— Она не хочет входить, вы должны выйти к ней, говорит она. Она довольно сильно рассержена.

— Если она хочет видеть меня, пусть придет сюда.

— И я должна ей такое сказать? Да она убьет меня на месте.

— Вы посильнее ее будете.

Сестра Ирма вышла и довольно долго не появлялась. Когда она вернулась, Эльвира была с ней. Бледная и рассерженная. Она проигнорировала Конрада и доктора Кундерта и как столб застыла перед Симоной. Ей требовалось собраться с силами, прежде чем она смогла заговорить.

— Дай мне фотографии! Симона побледнела.

— Нет. Мы их используем в терапевтических целях.

— Немедленно отдай мне фотографии!

Обе женщины в упор смотрели друг на друга. Ни та, ни другая не собирались уступать. Вдруг с кровати раздался голос Конрада:

— Мама, почему ты уколола папу-директора?

Эльвира не взглянула на Конрада. Ее взгляд заметался от сестры Ирмы к доктору Кундерту и от него к Симоне. Потом она резко повернулась и вышла из комнаты. Симона подошла к постели Конрада.

— Она уколола папу-директора?

Конрад приложил палец к губам.

— Тcсс…

Весь день Эльвира провела в своей спальне, никого к себе не пуская. Вечером, когда пора было колоть инсулин, она подошла к маленькому холодильничку в ванной комнате, достала шприц-ручку, поднесла его к раковине и нажала пальцем сверху. Потом открыла оба крана и надолго оставила течь воду.

Томи лежал в кроватке и плакал. Но только совсем тихонько. Если его услышит мама Кони, она придет и уколет его. Она так сама сказала. Мама Кони спала теперь рядом. Поэтому вполне возможно, что она его слышала. Ее теперь звали мама Анна. А маму — мама Эльвира. Потому что и маму Кони и его маму они оба называли мамами, и по-другому никак нельзя было разобраться, кого они имеют в виду.

Томи плакал, потому что его заставили спать в кроватке Кони и в комнате Кони. Это была такая игра. Томи изображал иногда Кони, а Кони — Томи. И тогда Кони спал в кроватке Томи, а Томи укладывали в кроватку Кони. Но Томи не любил эту игру. Комната Кони находилась в домике позади виллы, где спала его мама. Мама Анна. А Томи боялся ее. Он услышал спор голосов на лестнице. Дверь отворилась, и зажегся свет.

— Не надо колоть! — сказал Томикони.

— Никто не собирается тебя колоть, детка, — сказал голос. — Мы отнесем тебя сейчас в твою кроватку.

Томи обрадовался. Это была не мама Анна. Это были тетя Софи и тетя Клара.

Эльвира полулежала в своей гигантской кровати, обложившись подушками. Мучительный фен наконец-то прекратился, март и природа одумались и вошли в свои берега. Урс сидел в маленьком мягком кресле у края постели. Эльвира вызвала его к себе, потому что хотела сообщить ему нечто важное.

— Ты вчера спросил меня, есть ли в моем прошлом такие веши, которые ты обязательно должен знать. Да, такие вещи есть.

Когда через два часа Урс стоял и смотрел из окна виллы на гостевой домик, он уже не был таким спокойным и беспечным, как при Эльвире. Уходя от нее, он поздоровался с доктором Штойбли, встретившимся ему на пути.

Эльвира позвонила доктору Штойбли и назвала ему цифры своего самостоятельно проведенного анализа.

— Что-то здесь не так, — сказал он и тут же отправился к ней.

Проверив у нее сахар, он наморщил лоб и вынул инсулиновый шприц с ампулой альтинсулина — препарата быстрого и короткого действия, применяемого при обнаружении абсолютной недостаточности инсулина в организме. Он выпустил из иглы воздух и сделал ей инъекцию в ногу.

— Не думаю, чтобы вы съели килограмм шоколадных конфет. Эльвира только махнула рукой. Она терпеть не могла сладкого.

— И вы уверены, что регулярно делали уколы инсулина?

— Думаю, что да. Но будет лучше, если вы проверите, я уже старая женщина. Лекарство в ванной, в холодильничке.

Доктор Штойбли направился в ванную комнату. Эльвира перегнулась через край кровати и запустила руку в его чемоданчик. Когда он через некоторое время вернулся, на лице его отражалось недоумение.

— Похоже, все точно. Записи и число пустых ампул совпадают. Я отправлю одну пустую в лабораторию.

Доктор Штойбли пообещал зайти к ней завтра еще раз.

Оставшись одна, Эльвира сунула руку под одеяло, вытащила оттуда инсулиновый шприц и положила его на секретер.

Симона и доктор Кундерт заняли столик в одном из многочисленных «fresco» — этих захудалых харчевнях-гостиницах, которым новые хозяева вернули их изначальную суть: покрасив стены в белый цвет и накрыв столы бумажными скатертями, они превратили их с помощью приветливой обслуги и незамысловатых блюд интернациональной кухни в симпатичные заведения. Они заказали салат по-гречески и мексиканские кукурузные лепешки с мясной начинкой и бобами. Кельнерша обращалась к ним на ты, и Симона сказала доктору Кундерту:

— Похоже, мы здесь единственные, кто разговаривает друг с другом на вы. И с этого момента они перешли на ты.

— О чем я тебя давно хотел спросить: почему ты все это делаешь для него? Он ведь тебе совсем чужой.

— Сама не знаю. — Она задумалась. — Мне его просто жалко. Он как старый отслуживший плюшевый мишка. Его время от времени вытаскивают со скуки, чтобы однажды вышвырнуть на помойку окончательно. Разве это жизнь для человека?

Кундерт кивнул. Глаза Симоны наполнились слезами. Она вынула из сумки платок и вытерла слезы.

— Извини, со мной это теперь часто бывает, с тех пор как я забеременела. Как ты думаешь, кто был на вырванных фото?

— Конрад Ланг, — ответил Кундерт не колеблясь.

— Мне тоже так кажется. Кундерт налил себе вина.

— Этим и объясняется, почему он путает на ранних фотографиях Кони и Томи.