Можно ли надеяться, что такие отношения с ней будут для него достаточными и заменят все то, что он потеряет? Если она не сможет ответить на этот вопрос утвердительно, ей следует молчать. Она слишком любит и уважает Тарлаха, чтобы подвергать его такому испытанию. Уна прикрыла глаза. Она не может рисковать, иначе он её возненавидит, а она станет его жалеть. Никакое её желание не стоит этого.

Но один обет она дала. Фальконер Тарлах — её истинный лорд, и какой бы безнадежной ни казалась её мечта соединить с ним свою жизнь, он навсегда останется её единственным лордом. Никто не займет его место в Морской крепости, и если она тем самым обрекает свой род на вымирание, пусть будет так. Она никогда добровольно не примет другого мужчину и его ласку.

Капитан фальконеров с удивлением воспринял приглашение леди долины посетить в её личных покоях в любое удобное для него время, но пошел к ней немедленно.

При этом он сильно нервничал. Они больше ни разу не вспоминали тот разговор, когда им грозила ужасная и как будто неизбежная смерть. Он тогда не хотел, чтобы она ушла в последнюю дорогу, не выслушав его, и до сих пор вспоминал то чувство радости, которое охватило его, несмотря на грозящий ужас, когда она созналась в таком же чувстве к нему. Но то, в чем они признались перед смертью, не может осуществиться в жизни. Он считал, что они оба согласны с этим.

Он поднял глаза и снова опустил их. Конечно, они оба это признают.

Правда, у них было и небольшое утешение. Теперь, после возвращения в башню, они все время работали вместе и стали ещё ближе друг другу, и так будет ещё много месяцев. Они могут наслаждаться этим общением, а если когда-нибудь и придется расстаться, сейчас можно об этом не думать.

Уна сразу отозвалась на стук: она ждала его.

Тарлах с любопытством осмотрел её комнату, толком не зная, чего он. ожидал, и испытал легкое разочарование, потому что эта комната ничем не отличалась от покоев других высокородных женщин.

Мебель более утонченная, чем в других помещениях башни, а некоторыми предметами пользуется, по всей видимости, только Уна.

Занавеси и покрывало на кровати по рисунку были женскими, на них изображены прекрасные цветы, звери и птицы, выглядевшие живыми. На свету у окна рама с незаконченным шитьем.

Только в углу находилось свидетельство её деловых и неженских интересов. Там стоял стол, такой же, как у него, а за ним закрытый шкаф. В таких обычно держат карты и записи, которые ведет хозяин долины.

На столе груда бумаг. Уна, должно быть, работала над ними перед его приходом, но он улыбнулся, увидев, как быстро Брейвери заняла её место. И теперь величественно сидела на документах и внимательно и спокойно наблюдала за людьми, как будто интересуясь результатами их встречи.

Учитывая её взаимоотношения с женщиной, очень вероятно, что так оно и было.

Тарлах плотно сжал губы и посмотрел на Уну.

Леди стояла у центрального окна. Вид из него открывался именно такой, какой он себе и представлял. На Уне шерстяное платье, как требовало время года, платье цвета её глаз. Рукава с разрезами, из которых видна светло-зеленая подкладка. Как и большинство её нарядов, платье плотно облегало тонкую талию и, расширяясь, переходило в просторную юбку. Волосы её перевязаны широкой лентой того же цвета, что и глаза, и в них вплетены кружева. Когда она повернулась к нему лицом, он заметил на её руке большой камень, похожий на прекрасный изумруд.

Сердце его болезненно сжалось при виде Уны. Она так прекрасна. В ней есть все, чего можно желать в женщине — она прекрасна и душой и телом. Может, она оделась так нарочно? Хочет подорвать его решимость, заставить повторить признание и выполнить его?

Тарлаху стало стыдно. Уна из Морской крепости не способна так использовать ни его, ни любого другого человека.

Эта мысль только обострила его горе, сознание того, что он теряет. Каковы бы ни были её намерения, леди долины словно пронзила его мечом, пригласив к себе, куда он мечтал войти в ином качестве.

Но Тарлах не выдал охватившего его отчаяния. Он приветствовал Уну.

— Ты вызывала меня, леди? — спросил он, видя, что Уна не знала, с чего начать.

— Я хотела тебя видеть, — поправила она. — Дали ли Эльфторну то, что осталось от груза «Звезды Диона»?

Он кивнул.

— Как ты приказала. Он и Ганволд росли вместе, и горе его искреннее и глубокое.

Оба замолчали, испытывая неловкость.

Уна пыталась найти лучший подход, но по-прежнему не могла отыскать подходящие слова. Может, ей вообще не хотелось делать предложение, которое закрепит её потерю.

«Так трудно разговаривать с ним о деле здесь», — подумала она. Во всех остальных помещениях башни, по всей долине она владелица крепости и он её друг, но это место принадлежит только ей, а командир фальконеров — её единственный настоящий лорд…

Но сейчас это неважно. Она не позволит, чтобы это помешало ей. Она любит этого человека, и то, что ей предстоит, докажет эту любовь.

Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.

— У меня есть предложение, фальконер. Оно выгодно обоим нашим народам, но гораздо больше твоему.

— Говори, — заинтересовался он, скрывая удивление и облегчение, так как не был уверен, что сможет отказать ей, если она будет его просить; в глубине души он знал, что скорее предпочтет медленную смерть от огня, чем причинит ей боль. Но насколько он знал её характер, такое испытание маловероятно, и её слова только подтвердили это. Она хочет обсудить не возможный союз между ними, иначе из этого не вышло бы ничего хорошего.

— Я теперь владею двумя долинами.

Наемник улыбнулся, хотя она произнесла это невеселым голосом.

— Многие лорды радовались бы этому.

— Многие лорды не возражали бы против пролития крови. — Она взяла себя в руки и продолжила: — В Морской крепости и Рейвенфидде довольно много земли. Эта территория не хуже, а может, и лучше той, которой владели фальконеры до поворота гор. Она очень похожа по рельефу местности, а вдобавок обладает удобным выходом к океану.

Если я уступлю вам Рейвенфилд и заключу договор, по которому вы сможете также пользоваться дикими землями Морской крепости, это даст твоему народу место, где он сможет жить, строиться и снова станет сильным.

— Ты понимаешь, что говоришь? — ахнул он, почти не веря собственным ушам.

— Сейчас дела обстоят так, что фальконерам грозит вымирание, — спокойно добавила она. — Я достаточно хорошо узнала вас, чтобы понять, что этого допустить нельзя. Причина для этого у меня есть. Я не могу контролировать врата, о которых говорила моя сестра, и у меня есть земля. А для вас она означала бы и полноценную жизнь, и новый дом в этом мире.

Он не ответил ни словом, ни жестом. Глаза Уны сузились.