Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Броди стоял на песке, поддерживая юношу.
— Ну ты как, ничего? — спросил он.
— Хочу домой. — Джима била дрожь.
— Еще бы. — Броди повел парня к друзьям, но Мидлтон перехватил их.
— Можете вы повторить для меня? — спросил он.
— Повторить что?
— То, что вы сказали этому юноше. Можете повторить все сначала?
— Убирайтесь! — рявкнул Броди. Он подвел Джима к друзьям и обратился к тому парню, который предлагал деньги: — Отведи его домой. И отдай десять долларов. — Парень кивнул, бледный и перепуганный.
Броди увидел свою рацию, она плавала у берега в пене прибоя. Он вытащил ее, насухо вытер, нажал кнопку «Вызов» и сказал:
— Леонард, ты меня слышишь?
— Слышу, шеф. Прием.
— Здесь появилась акула. Всех гони немедленно из воды. А сам оставайся на посту, пока не придет замена. Никто не должен приближаться к кромке берега. Пляж официально закрыт.
— Хорошо, шеф. Кто-нибудь пострадал? Прием.
— Слава богу, нет. Но чуть не пострадал.
— Ладно, шеф. Прием и конец.
Когда Броди шел к месту, где оставил пляжную сумку, его окликнул Мидлтон:
— Послушайте, шеф, можно взять у вас интервью?
Броди остановился, испытывая сильное желание послать его к черту. Но вместо этого ответил:
— О чем вы хотите спросить? Вы все видели не хуже меня.
— Только пару вопросов.
Броди вздохнул и подошел к Мидлтону и его съемочной группе.
— Ладно, — сказал он. — Я готов.
— Сколько у тебя осталось пленки, Уолтер? — спросил Мидлтон.
— Около пятидесяти футов. Давайте короче.
— Хорошо. Валяй.
— Снимаю.
— Итак, шеф Броди, — сказал Мидлтон, — вам повезло, как вы думаете?
— Конечно, повезло. Парень мог погибнуть.
— Это та самая акула-убийца?
— Не знаю, — ответил Броди. — Думаю, та самая.
— Ну и что вы собираетесь теперь делать?
— Пляжи уже закрыты.
Больше пока ничего нельзя предпринять.
— По-видимому, вам придется объявить, что здесь купаться опасно.
— Да, совершенно верно.
— Что это значит для Эмити?
— Неприятности, мистер Мидлтон. Огромные неприятности.
— В свете последнего происшествия, шеф, как вы оцениваете свое решение открыть сегодня пляжи?
— Как я оцениваю? Что за идиотский вопрос? Я зол, расстроен, не знаю, куда глаза девать. Рад, что никто не пострадал. Этого Достаточно.
— Просто отлично, шеф, — улыбнулся Мидлтон. — Благодарю вас, шеф Броди. — Мидлтон помолчал, затем добавил: — Ладно, Уолтер, хватит. Едем домой и начнем монтировать репортаж.
— Что дадим под конец? — спросил оператор. — У меня осталось около двадцати пяти футов пленки.
— Хорошо, — сказал Мидлтон. — Подожди, я попытаюсь придумать что-нибудь глубокомысленное.
Броди подобрал полотенце, пляжную сумку и зашагал к машине. Он выбрался на шоссе и увидел туристов из Куинса, стоявших рядом с фургоном.
— Это та самая акула? — спросил глава семейства.
— Кто знает? — ответил Броди. — Какая разница?
— На мой взгляд, ничего особенного, один плавник. Мои мальчики даже разочарованы.
— Послушайте, вы, тупица. Парень чуть не погиб. Вы сожалеете, что не видели, как его сожрала акула?
— Нечего морочить мне голову, — огрызнулся мужчина. — Эта тварь к нему даже близко не подошла. Держу пари, все было подстроено для тех ребят с телевидения.
— А ну-ка, мистер, мотайте отсюда со своим выводком. Убирайтесь прочь. Немедленно!
Броди подождал, пока семья из Куинса не погрузилась в фургон. Отходя от машины, он слышал, как мистер Крэслоу сказал жене: «Так и думал, что все здесь — слюнтяи. И оказался прав. Даже полицейские».
В шесть часов вечера Броди сидел в рабочем кабинете с Хупером и Медоузом. Он уже поговорил по телефону с Ларри Вогэном — тот был пьян, в слезах и что-то бормотал о своей загубленной жизни. На столе у Броди зазвонил телефон, и он снял трубку.
— Какой-то малый назвался Биллом Уитменом, хочет вас видеть, шеф, — сказал Бикдби. — Говорит, что он из «Нью-Йорк таймс».
— О, ради… Ладно, черт с ним. Пропусти.
Дверь распахнулась, и Уитмен появился в дверях.
— Я не помешал? — спросил он.
— Ничуть, — ответил Броди. — Входите. Вы помните Гарри Медоуза?
А это — Мэт Хупер из Вудс-Хода.
— Гарри Медоуза? Еще бы не помнить, — сказал Уитмен. — Благодаря ему босс поедом ел меня всю дорогу с начала до конца Сорок третьей улицы.
— За что же? — поинтересовался Броди.
— Мистер Медоуз случайно забыл рассказать мне о гибели Кристины Уоткинс. Но не забыл сообщить об этом своим читателям.
— Просто вылетело из головы, — сказал Медоуз.
— Чем могу быть полезен? — спросил Бродя.
— Я хочу знать, — сказал Уитмен, — вы уверены, что все пострадали от одной и той же акулы?
Броди вопросительно посмотрел на Хупера.
— Трудно сказать, — ответил ихтиолог. — Я не видел акулу, убившую трех человек, и не разглядел как следует рыбину, которая всплыла сегодня. Я заметит только отблеск серебристо-серого цвета. Его ни с чем нельзя сравнить. Я лишь догадываюсь, что это была та самая акула. Как-то не верится, во всяком случае мне, будто у южных берегов Лонг-Айленда одновременно две акулы-убийцы.
— Что вы собираетесь делать, шеф? — спросил корреспонденту Броди. — Я говорю не о пляжах, которые, наверное, уже закрыты.
— Не знаю. А что мы можем предпринять? Господи, лучше уж ураган. Или даже землетрясение. По крайней мере, они быстро кончаются. Можно осмотреться, оценить ущерб, а там браться за дело. Здесь же ничего не поймешь. Словно какой-то маньяк на свободе и убивает людей, когда ему вздумается. Известно, что он есть, но его нельзя ни поймать, ни остановить. И что еще хуже — никто не ведает, кто будет новой жертвой.
— Вспомни Минни Элдридж, — заметил Медоуз.
— Да, — сказал Броди. — Я начинаю думать, что в ее словах есть доля правды.
— Кто это? — спросил Уитмен.
— Да так. Одна чокнутая.
С минуту длилось молчание. Мертвое, тягостное молчание, словно все, что можно было сказать, уже сказано.