С каждым днем канонада становилась глуше, слабее доносились раскаты военного грома. Фронт все дальше откатывался на запад. Где-то в конце сентября 1943 года в небе над Барвенково в последний раз неожиданно появился немецкий стервятник, лихорадочно сбросил несколько бомб и улетел восвояси…

А город уже жил заботой о своем возрождении, налаживал нормальную жизнь.

После освобождения города я месяц прослужил в истребительном батальоне при районном отделении милиции. Его главной задачей была борьба: с вражескими лазутчиками, возможным забросом фашистских десантных групп в тыл наступавшей Красной Армии, а также вылавливание разного рода холуев и приспешников, изменников и предателей, не успевших сбежать с немцами.

…В октябре 1943 года по городу разнеслась совершенно неожиданная, невероятная весть о возобновлении занятий в школах. Такое возможно только в условиях Советской власти – власти трудового народа. Не прошло и месяца после окончательного освобождения нашего многострадального города от фашистов, а советская страна уже заботилась о нас, чье детство и учеба были прерваны войной.

Немногим более года мне довелось проучиться в школе, успешно закончить восьмой класс и начать учебу в девятом. Откровенно говоря, ни один учебный день не запомнился. Конечно, мы посещали каждое занятие, старательно выполняли домашние задания и все, что полагалось по учебной программе. Но запомнилось другое – то, что было главным делом для нас, учеников школы в освобожденном от врага родном городе, после двухлетней опустошительной войны, почти непрерывно грохотавшей в Барвенково.

Не только заводы и другие промышленные предприятия города, не только железнодорожное хозяйство были разрушены войной. Были разрушены школы, больницы, административные учреждения, большинство жилых домов. Школа наша размещалась в нескольких наспех приспособленных помещениях, обставленных уцелевшими партами, столами, скамейками.

Все свободное от занятий время мы занимались ремонтно-строительными работами: чинили стены, крыши, двери; чем могли, стеклили, заколачивали или закладывали кирпичом окна; приводили в порядок собранную мебель…

Много времени и сил мы отдавали школьному подсобному хозяйству. В школе училось много осиротевших за войну детей, их надо было обуть, одеть, накормить. Государство не в состоянии было тогда взять в полной мере заботу о них.

Надо было самой школе, учителям и ученикам брать на себя хлопоты об их быте. Все это лежало на плечах и учеников школы.

Возрождалась школьная комсомольская организация. Ее ядро составили пять довоенных комсомольцев, сохранивших комсомольские билеты и вставших на комсомольский учет в райкоме комсомола в первые же дни после освобождения города. Они позаботились о новом, молодом пополнении. Мы с сестрой были в числе первых, кто вступил в комсомол после освобождения города от врага. Произошло это 21 декабря 1943 года, в день рождения И.В.Сталина и в канун дня смерти писателя Николая Островского.

Не прошло и месяца со дня получения комсомольского билета, как меня избрали секретарем комсомольской организации школы. К тому времени в ее составе было до двадцати комсомольцев. А менее чем через год их стало уже более восьмидесяти. Все то, о чем я рассказал выше, составляло главное содержание работы школьной комсомольской организации.

…25 ноября 1944 года Барвенково провожало в Советскую Армию «новобранцев», рожденных в 1927 году. Они стали «солдатами последнего военного призыва». Я был в их числе. В августе того года мне исполнилось 17 лет.

И хотя было очевидно, что война пошла к победному завершению, проводить призывников пришли не только родные и близкие, провожала нас вся школа. Расставание было волнующим, незабываемым. Крепкие объятия, добрые напутствия…

Мама и сестренка были, естественно, тоже здесь, на вокзале. Когда раздалась команда: «По вагонам!», я торопливо обнял их. Как оно дальше сложится, когда теперь увидимся? И увидимся ли?

…Так в конце первой учебной четверти в девятом классе закончилась моя школьная жизнь. Я стал солдатом.

…После трехдневного пребывания в Харькове наш воинский эшелон с двадцатью солдатскими «теплушками», оборудованными «буржуйками», и штабным вагоном для сопровождающих, отбыл в восточном направлении. В ночь на 1 декабря 1944 года двери первых четырех вагонов раздвинулись, и прозвучала команда: «Первая рота, выходи строиться!» Вслед за нами разгрузились и остальные шестнадцать вагонов.

На заснеженном плацу поротно выстроилась тысяча новобранцев. Встречавшие нас офицеры поздравили с прибытием к месту армейской службы – в военный городок Чебаркуль Уральского военного округа.

Спустя час походным маршем мы зашли на территорию военного городка. Над освещенным входом – плакат: «Урал кует победу. Добро пожаловать!»

Наша первая рота численностью в двести человек была размещена в полном составе в одной землянке.

Хочу сразу заметить, что чебаркульская землянка – это не сырой холодный погреб. Это огромный дом барачного типа, построенный под землей.

Какой мне помнится наша землянка семь десятилетий спустя: теплой, светлой, уютной, чистой; кровати в четыре ряда: два слева от входа, два – справа. Между ними – широкий проход, в котором можно было построить всю роту.

Дубовыми досками были обшиты не только стены, но и полы и потолок. Сверху – насыпь вровень с землей. О жилом помещении говорили только трубы, торчащие из-под земли, которые почти круглосуточно дымились.

Утром нам объявили, что красноармейцы нашей роты зачислены курсантами полковой снайперской школы. Большая часть армейской жизни, боевая и политическая подготовка проходила в учебных кабинетах и в красном уголке школы, размещавшихся здесь же, за дверью жилой казармы.

Вне землянки проводились строевые, огневые и тактические занятия. Пищеблок и баня размещались в других таких же землянках.

В Чебаркульской снайперской школе я пробыл четыре месяца – 120 суток: с декабря 1944 по март 1945 года. Зима выдалась очень лютая: морозы достигали сорока градусов. Но они не были помехой для выполнения программы военного обучения.

5 декабря 1944 года, в день Сталинской Конституции, нами была принята военная присяга на верность Советской Социалистической Родине.

8 декабря была создана комсомольская организация школы. Я был избран ее секретарем.

Военная служба, при всей ее строгости, для меня не была в тягость. Напротив, я гордился, что по всем показателям боевой и политической подготовки, в том числе строевой, огневой, тактической, – мне сопутствовали отличные оценки. Я основательно изучил обычную и снайперскую винтовки, автомат, ручной пулемет и пистолет и научился из них метко стрелять…

Но как это не раз случалось в моей жизни, – здоровье не выдержало напряжения. Сначала обморозил обе ноги во время поездки в открытом кузове на заготовку дров. Потом случилось воспаление кишечника. Неделю пробыл на обследовании и лечении в гарнизонном госпитале, размещавшемся в бывшем санатории на берегу озера Кисегач. Потом – окружная медицинская комиссия в Челябинске. И приговор: «Годен к нестроевой…»