Кто-то кричал на меня так долго и так злобно, что распугал всех пауков. Они куда-то скрылись, и мне стало легче. Я вдруг обнаружила Сашку, который бесновался, размахивая кулаками над самой моей головой.

— Ты уверен, что Светка погибла из-за меня? — медленно произнесла я. Язык ворочался с огромным трудом, но я справилась с длинной фразой.

— А то из-за кого же? — яростно заорал Сашка, но тут же растерянно и тихо добавил: — Машенька, ты слышишь меня? Ты меня видишь? Ответь!

— Да, — ответила я. — Откуда синяки?

— Ударился о шкаф. Маша, Машка, смотри внимательно, ты ведь у себя дома, а вовсе не… Видишь, все, как всегда. Стол, тумбочка. Никаких… ммм… насекомых.

— Паук — не насекомое, — поправила я, не в силах отвести взгляда от Сашкиного изуродованного лица. Нос распух, глаз заплыл, губа разбита. Ударился о шкаф? Так я и поверила!

— Ты решил, что Макс меня изнасиловал? — откровенно спросила я. — Нет. Все было добровольно.

— Должен был знать, с кем имеет дело! — гневно возразил Сашка. — Не маленький.

— Я тоже.

— Ты неопытная девочка, а он взрослый, тертый мужик. Ладно, проехали. Он дерется настолько лучше меня, что можешь за него не беспокоиться. Лучше слушай! Я знаю, почему Светка написала ту якобы предсмертную записку. Она имела в виду совсем другое!

— Что — другое? — изумилась я.

— Сейчас объясню. Помнишь, ты просила меня недавно никому не выдавать, что Наташа в кого-то влюблена? Она проговорилась тебе, а ты мне. У меня тогда забрезжило что-то, но я догадался не сразу. С тобой и Светкой случилась похожая история, понимаешь? Вспомни текст ее записки! «Машка, я виновата перед тобой. Я подставила тебя под удар, и вот что получилось. Но я не хотела, чтобы обвиняли тебя. А теперь все поймут, что это сделала я. Это уже ясно кое-кому. А я слишком боюсь неприятностей, да еще публичных, поэтому так показалось легче». Светка действительно подставила тебя под удар. Она разболтала всем то, что ты по секрету выдала ей про Алену, а в болтливости обвинили тебя, и ты очень переживала. Ей стало стыдно, она решила повиниться, но ты уже спала, и она дала выход своим чувствам в записке.

— Но что значит «я слишком боюсь неприятностей, да еще публичных, поэтому так показалось легче»?

— А то, что, когда ты на перемене прямо обратилась к каждому из нас троих, не мы ли проболтались, все мы, включая Светку, отрицали свою вину. Ей было легче помотать головой, чем признаться, потому что она боялась публичных неприятностей. А наедине с собою она передумала. Записка явно не закончена, правильно? Ты сама говорила, там даже подписи нет!

— Там и места больше нет, — вспомнила я. — Если бы я писала самое важное в своей жизни письмо, взяла бы новый лист бумаги, а не какой-то огрызок. Листок мятый, маленький… возможно даже, оборванный снизу…

— То есть, — перебил меня Сашка, — не исключено, что дальше в записке Светка все прояснила, но убийца оторвал лишнее и получил то, что ему нужно? Почему бы нет.

— Но как он мог рассчитывать на эту записку? Ведь Светка написала ее под влиянием минуты.

— Одно из двух. Либо он так и так решил ее убить, а записка оказалась случайной удачей. В конце концов, и без того против Светки было достаточно улик, например, покупка этого чертова клофелина. Кстати, может, она его покупала не для себя?

— Наташа уверяет, что для себя. Что она видела клофелин у Светки недели две назад, и та сказала, что купила его на всякий случай.

— Во черт! Интересно, кроме Наташи, кто-нибудь еще его видел? Запросто бы стащил. Светка ведь не верх аккуратности, это тебе не Нелька. Короче, преступник мог знать про клофелин и надеяться, что Светку обвинят в убийстве на основании этой покупки. К тому же всем уже стало ясно, что подозрения милиции переместились с тебя на нее. Но не исключено, что он знал и про записку тоже. Например, ее легко могла видеть Нелька. Хотя не обязательно она. Возможно, Светка в порыве чувств побежала повиниться перед Аленой и показала ей то, что тебе написала. Или сама Алена заглянула к вам. Или не Алена, а кто-то другой из близких знакомых. Посторонний тут, естественно, не годится. Только Нелька, Алена, Наташа, Илья, Сережа и Виталий.

— Мы и раньше знали, что посторонний не годится, — вздохнула я. — Значит, ты говоришь… из-за меня Светка написала записку, а из-за записки ее убили? Тогда действительно выходит, что виновата я.

— Ты-то тут при чем? — удивился Сашка.

Теперь пришел черед удивиться мне.

— Ты же сам утверждал, что Светка умерла из-за меня, ее вчера похоронили, а ее родители плачут, не переставая.

— А, — смутился Сашка. — Это я просто так говорил, в шутку. Ну, не всерьез же? Ты вообще тут не при чем, а записка помогла убийце, но вряд ли подтолкнула его.

— Ничего себе, шуточки! Но ты прав, если Светку не защитим мы, то и никто. Значит, надо думать.

— Вот это правильный подход! — обрадовался мой собеседник. — Только не уверен, можно ли тебе так сразу после болезни активно включаться в расследование. Может, тебе пока поспать, набраться сил, а завтра мы продолжим? Ты что?

На меня снова нахлынул ужас. Болтая с Сашкой, я почти забыла о своем сумасшествии, а теперь вспомнила. Сколько времени я провела в забытьи? Вернулась домой рано утром, а сейчас явно уже вечер. И вообще… если Светку действительно похоронили вчера, то…

— Сегодня какое число?

— Пятнадцатое. Ты бредила больше суток. Тебя даже хотели увезти в больницу, но мы не дали. Не думаю, что в больнице тебе было бы хорошо. Мы дежурили здесь по очереди.

— Сашка, — жалобно спросила я, — ты ведь болеешь иногда, да?

— Конечно.

— А то у меня совсем нет опыта по этой части. Когда высокая температура, люди бредят, правильно? Им мерещится всякая чушь. Потом они выздоравливают, и это проходит. Они ведь не остаются безумными навсегда?

— О господи! Разумеется, нет. Что это тебе втемяшилось в голову? Я просто имел в виду, что у тебя слабость после изнурительной болезни, поэтому надо больше отдыхать, вот и все. Кстати, ты небось голодная?

— Да, очень.

— Рад это слышать. Наташа приготовила твои любимые фаршированные перцы. Сейчас я ей скажу.

— Перцы весной страшно дорогие, — вырвалось у меня.

— А ты нам несколько дороже, — засмеялся Сашка. — Сейчас, минуточку!

Он вышел, а я встала, оделась и умылась. Эти процедуры дались мне с трудом. Я была слаба, словно новорожденный котенок.

— Она уже вскочила! — возмутилась появившаяся Наташа. — Тебе надо лежать.

— Зачем? — осведомилась я.

— Положено. Я-то надеялась подать тебе ужин в постель, а ты…

И Наташа, поставив сковородку на стол, звонко расцеловала меня в обе щеки. Потом они с Сашкой внимательно смотрели, как я ем, наотрез отказавшись присоединиться. Мне было даже неловко. Это чем-то напоминало фильмы о жизни французского королевского двора.