– А может, пойму. Для чего ты окружаешь себя всеми этими горничными, охранниками, и дайверами, и серфингистами, мечтающими стать актерами, раз ты их презираешь?

Пьер перегнулся через стол и медленно-медленно провел пальцем по ее шее. Она стиснула шляпную булавку.

– Ты не похожа на них. Ты не саранча, ты – сокол.

Он поднялся из-за стола и подошел ближе. Погладил ее по волосам – по спине у нее побежали мурашки.

– Ты не такая, и потому тебя надо держать в клетке и приручать, до тех пор пока ты не приучишься возвращаться к хозяину. Ты не такая... – прошептал он ей в затылок, – и ты не развратная.

И вдруг ухватил ее за волосы и оттянул ее голову назад.

– Правда ведь? Разве ты готова к посягательствам другого мужчины, к тайным поцелуям во мраке?

– Ой, пусти, – сказала Оливия, дергая головой. – Что за мужчины на этом острове? Безумцы какие-то. Мы ведь ужинаем. Пожалуйста, перестань валять дурака, сядь и расскажи мне, что ты имеешь в виду.

Феррамо не спешил отпускать ее.

– Ну пожалуйста, Пьер, мы же не на школьной площадке. И чтобы спросить меня о чем-то, не обязательно дергать за волосы. Садись лучше на место, у нас еще впереди десерт.

Ом постоял еще минуту, потом не спеша вернулся на свое место – так пантера осторожно ходит вокруг добычи.

– Почему ты не пришла ко мне, как обещала, мой ловчий сокол, моя сакр?

– Потому что я не сокол, а профессиональный журналист. Я пишу о дайвинге в местах, еще не вытоптанных туристами. Как бы я могла описать острова Ислас-де-ла-Баия, если бы сразу осела в роскошнейшем отеле?

– Неужели тебе необходимо встречаться с местными инструкторами по дайвингу?

– Конечно.

– Мне кажется, – сухо сказал Феррамо, – ты поняла, Оливия, кого я имею в виду. Я говорю о Мортоне.

– Пьер, ты же знаешь, как ведут себя западные парни на вечеринках, особенно если там много рома и бесплатного кокаина: лезут с поцелуями к девчонкам. В наших странах это не считается оскорблением. И в конце-то концов, я ведь его прогнала, – сказала девушка, чуточку слукавив. – А сам-то ты с тех пор скольких девушек целовал?..

И тут он улыбнулся, как мальчик, которому после скандала вернули-таки его любимую игрушку.

– Ты права, Оливия. Конечно же. Другие мужчины будут восхищаться твоей красотой, но ты вернешься к своему хозяину.

Боже, как же он упрям.

– Пьер, послушай. Во-первых, я современная девушка и у меня нет хозяев, – она прикидывала, как бы половчее уйти от неприятной темы. – Во-вторых, если двое хотят быть вместе, у них должно быть общее мировоззрение, а по моему твердому убеждению, убивать нехорошо. А если ты так не считаешь, мы должны с этим разобраться.

– Ты меня разочаровываешь. Как и все на Западе, ты достаточно самоуверенна и принимаешь в расчет только свою собственную, наивную и близорукую точку зрения. Но представь себе, о чем может думать бедуин в суровой пустыне. Выживание племени для него превыше жизни индивидуума.

– Стало быть, ты за терроризм?

Он налил себе еще вина.

– Ни один человек не скажет, что война лучше мира. Но бывают времена, когда война становится необходимостью. А сегодня правила ведения войны изменились.

– Неужели ты... – начала она, но ему явно надоела эта тема.

– Оливия, – заметил он с улыбкой, – ты совсем ничего не ешь! Тебе что, не нравится?

– Я все еще неважно себя чувствую – укачало на катере.

– Надо поесть. Обязательно. Иначе ты меня сильно обидишь.

– Вообще-то от вина я бы не отказалась. Можно открыть «Пулиньи-Монтраше»?

Подействовало! Феррамо продолжал пить, а Оливия продолжала выливать вино под смоковницу. Он по-прежнему был собран, следил за своими жестами, и только красноречия и страсти в его речах заметно прибавилось. И еще она чувствовала, что ему это нелегко дается, что Пьер на грани срыва и его настроение в любую минуту может перемениться на полностью противоположное. И это так не вязалось с его манерой держаться на людях: тогда он казался спокойным, уравновешенным, исполненным чувства собственного достоинства. Интересно, подумала Оливия, может, все это последствия какой-то давней психологической травмы, подспудно сказывающейся, как и в ее случае: смерть кого-то из родителей, например?

Постепенно из обрывков стала складываться история его жизни. Он получил образование во Франции. Упомянул Сорбонну, но вскользь. Подробнее говорил о занятиях в Грассе на Лазурном Берегу, где обучался искусству «обоняния» – необходимому для будущего парфюмера. Потом долгое время жил в Каире. У него был отец, которого он презирал и вместе с тем боялся. О матери же – ни слова. Весьма трудно оказалось вывести его на разговор о его продюсерской работе во французском кинематографе. Это было почти то же самое, что заставить кого-нибудь из официантов – они же продюсеры – в «Стандард Отеле» назвать последний поставленный ими фильм. Ясно одно: в семье денег было немеряно, он привык их тратить почем зря, и объездил чуть не полмира – Париж, Сен-Тропез, Монте-Карло, Ангуилла, Гштаад.

– А в Индии ты был когда-нибудь? – спросила Оливия. – Мне бы очень хотелось побывать в Гималаях, в Тибете, в Бутане... – «ну же, решайся, договаривай!» – ...и в Афганистане. Загадочные, девственные места. Ты там бывал?

– Ну да, конечно, в Афганистане был. Прекрасный, суровый и дикий край. Я отвезу тебя туда, мы поедем верхом, и ты увидишь жизнь кочевников, – так я сам жил в детстве, так жили мои предки.

– А что ты там делал?

– В юности я любил путешествовать – совсем как ты, Оливия.

– Ну, вряд ли ты путешествовал так же, как я, – заметила она с улыбкой, а сама подумала: «Ну же, давай, выкладывай. Проходил подготовку в лагерях? Готовился ко взрыву «ОкеанОтеля» или к чему другому? Когда это будет? Скоро? И меня собираешься к этому привлечь?»

– Нет, почему же. Мы жили в палатках, как простые люди. Моя родина – это земля кочевников.

– Судан?

– Аравия. Земля бедуинов: бодрая, гостеприимная, простая и мудрая, – он снова глотнул «Монтраше». – Западный человек, думающий лишь о прогрессе, ничего не видит, кроме будущего, и разрушает мир во имя стремления к новизне и к успеху. Мой же народ знает, что истину следует искать в мудрости прошлого, и богатство и успех каждого зависит от силы племени.

Феррамо налил еще вина, наклонился и схватил ее за руку.

– Потому-то я и должен отвезти тебя туда. И конечно, там ты найдешь массу материала для твоей статьи о дайвинге.

– Жаль, но я не могу, – сказала она. – Нет. Я должна получить заказ от журнала.

– Но во всем мире нет лучшего места для дайвинга! Там такие скалы, такие отвесные кручи, уходящие вниз на семьсот метров, коралловые остроконечные рифы, похожие на старинные башни, вздымающиеся прямо со дна океана, такие пещеры и подводные туннели. Это невозможно передать! Девственные места! Нетронутые! За все время ты не встретишь ни одного дайвера.