Дореволюционные историки склонны были изрядно принижать роль и значение в истории раннего старообрядчества «преславного и досточюдного учителя Феодосия». Часто он оставался в тени своих знаменитых современников и совопросников — выговских киновиархов братьев Андрея и Симеона Дионисьевичей. Между тем роль его в раннем старообрядчестве, особенно в беспоповской его ветви, была чрезвычайно велика. Даже новообрядцы, по словам автора «Дегуцкого летописца», называли Феодосия «староверческим патриархом». Именно Феодосий, подобно Моисею, изведшему израильский народ из египетского плена, возглавил исход русских староверов из охваченной еретической чумой страны. Благодаря этому исходу не только многие особенности древлеправославной культуры будут бережно сохранены, но и сами земли Речи Посполитой (а в действительности исконно русские земли), на которых широко расселились староверы, впоследствии войдут в состав Русского государства. Нынешние новгородские, псковские, латвийские, литовские, эстонские, белорусские и польские староверы — это в основном потомки сподвижников Феодосия Васильева.

Знаменитый старообрядческий историк Павел Любопытный в своём «Историческом словаре Староверческой Церкви» писал: «Феодосий Васильевич был муж благочестивый, даровитый, твёрдой памяти, и славный буквалист, торжественно поправший Никониазм и мгновенно учинившийся пылким и разительным ревнителем благочестия. Он, неусыпно стараясь в подвигах веры, утвердил и просветил правоверием Новгородскую страну, озарил сим Польшу, и прочия страны в России, пожертвовавший за таковыи великия доблести своею жизнию Иову, митрополиту Новгородскому. Он не раз боролся с буйным изуверством своей лжебратии, желая устроить единство своей и поморской церкве. Его ведение Святаго Писания, примерная жизнь и твердыя начала истин удостоили быть собеседником славных вельмож, другом знатных особ, и громкой славы во всех концах России. Он был примерный муж в подвиге благочестия, твердаго духа, и неустрашимый казней мира, редкий любитель церковнаго благочестия, чтитель кротости и попратель надмения. Недоразумная ревность его хотя и учинила с поморскою церковью раздор, а миролюбие его убедило паки оный попрать, и быть ему не раз в Выгорецыи на заглаждении того. Его плоды благочестия и ныне гласят во всех концах России, и он ими навечно себя обезсмертил».

После мученической смерти Феодосия Васильева большая часть его последователей обосновалась на Ряпиной мызе в Юрьевском уезде. Руководителем общины стал сын Феодосия Евстрат (до 1689–1768).

«Плодородная земля, обширные лесные пространства, река, отдалённость от центров — всё это благоприятствовало процветанию обители. Для нужд обители были устроены кузница и ряд других хозяйственных построек. Главным источником существования являлись хлебопашество и рыболовство. “И живяху Божиею милостию снабдеваеми, в великом изобилии хлебом и рыбою и прочими потребами”»[106].

Здесь федосеевцы прожили до 1719 года, когда по доносу их бывшего наставника Константина Фёдорова, присоединившегося к господствующей церкви и впоследствии получившего сан священника, к ним была послана воинская команда, разорившая новые обители. Поводом к разорению послужил ложный донос о якобы скрывающихся здесь беглых солдатах. Многие, испугавшись, бросили всё и разбежались, кто куда мог: Евстрат Васильев бежал в Польшу, где продолжил свою проповедь, другие бежали в Курляндию, Лифляндию, Валахию, Стародубье и иные места. Благодаря этому федосеевское учение распространилось по всей России и далеко за её пределами, так что вплоть до конца XIX века последователи Феодосия Васильева оставались одним из самых многочисленных беспоповских согласий. «В 1720—1760-х федосеевские общины в северо-восточной части Речи Посполитой — в Ступилишках (Лифляндия), Балтруках (Курляндия), в Давыдове (позже Себежский уезд Витебской губернии), в Гудишках и др. — сделались одними из видных руководящих центров раннего федосеевства за границей. Между этими зарубежными и федосеевскими (также поморскими) общинами в России поддерживалась связь, происходила оживлённая переписка и иногда проводились собеседования»[107].

Что касается Ряпинской обители, то она (несмотря на ложность доноса) в 1722 году была уничтожена, колокола, иконы и старинные книги были отвезены в Юрьевскую Успенскую церковь, а сама моленная обращена в лютеранскую кирху. Удивительная история! Веротерпимость в Российской империи распространялась на все религии, включая магометанство, язычество и буддизм. Одни лишь староверы, коренные русские люди, должны были терпеть всевозможные притеснения и гонения за свою приверженность вере своих предков — древлеправославию.

Массовая эмиграция русских старообрядцев в Польшу продолжалась на протяжении всего XVIII века, тем более что большого труда это не составляло. Документы того времени свидетельствуют, что россияне из соседнего Великолукского уезда «проходили в Польшу в день». Переход границы облегчало и то, что пограничные заставы были маленькими и располагались на большом расстоянии друг от друга. «Начатое в 1723 году сооружение пограничного рубежа Рига — Великие Луки — Смоленск не только не обеспечивало надлежащей охраны с российской стороны, но и было настолько ненадёжным, что сквозь него по потайным тропам и дорогам из России в Речь Посполитую и обратно почти беспрепятственно проезжали малые и большие группы людей с повозками, гружёнными имуществом»[108]. Указ императрицы Анны Иоанновны, изданный по Ведомству военной коллегии 19 мая 1739 года, гласил: «Её Императорскому Величеству известно учинилось, что крестьяне оставя свои домы, бегут в Польшу, а особливо из Великолуцкой, Псковской и Новгородской Провинций, которых при границах в некоторых местах за сведением форпостов, а в иных за малолюдством удерживать некому. Того ради, Её Императорское Величество указала: Смоленского гарнизона один полк, укомплектовав людьми, мундиром, ружьём и амунициею, отправить немедленно на Великие Луки, и по прибытии туда распределить по форпостам, начав от Лук Великих до самой Лифляндской границы; а в прочих местах такие форпосты содержать, как прежними Её Императорского Величества указами определено, во всём непременно, и о непропуске таких беглых за границу, по всем пограничным форпостам подтвердить наикрепчайшими указами»[109].

Однако никакие форпосты не могли удержать русских людей, не желавших изменять вере своих предков, от бегства за границу. Пограничный комиссар майор Сковидов писал из Псковской провинции в Сенат 16 октября 1762 года: «…многие отступники от Православной кафолической церкви превратились к проклятой Раскольнической ереси, чрез лесные наставления находящихся тамо (в Польше. — К.К.) везде здешних же беглецов той ереси лжеучителей и так один другого, хотя бы который из них и вознамерился из раскаяния о своем преступлении, не допускают; да иной час от часу не токмо по одиночке или семьями, но целыми деревнями со всеми своими пожитками и скотом дезертируют…»[110]