Небеса над Хатоваром оставались чистыми. Луна взошла как раз перед закатом, и ее серебристого света вполне хватало, чтобы высветить начальную стадию вторжения Теней. Ручеек мелких Теней постепенно просачивался сквозь поврежденную границу. Мы услышали визг умирающей свиньи. Все новые Тени спускались по склону к вратам. Они вроде бы не умели общаться друг с другом, но каким-то образом все большее число Теней узнавало о возможности поживиться.

– Посмотри туда, – сказала Госпожа. В небе, иногда мелькая на фоне луны, закружились Ворошки. Вскоре в густых зарослях на склоне начали вспыхивать светящиеся шарики. – Наверное, это нечто вроде наших огненных шаров.

Мы тоже поначалу создали огненные шары, чтобы уничтожать потоки мрака, которые Хозяева Теней упорно обрушивали на нас.

– В любом случае, они собираются дать им отпор. О, взгляни-ка туда.

Мы увидели Нефов.

– Сноходцы вышли наружу? Интересно, зачем?

– Жаль, что мы не можем выпустить с равнины все Тени, а потом запереть за ними врата.

Полагаю, даже Шевитья со мной согласился бы. Он был не очень-то рад некоторым изменениям, случившимся на равнине за последнее тысячелетие.

– Нам пора уходить, – напомнила Госпожа. – А тебе не мешало бы поразмыслить над тем, что мы станем делать с нашими новыми детишками, когда доберемся до конца пути и у них появится искушение сбежать.

Да, не мешало бы. Нам вовсе не нужны новые колдуны-психопаты, путающиеся под ногами.

Тобо кончил расспрашивать черную ворону, которая на самом деле не была птицей, и срочно отправил ее обратно к Костоправу. Свою мать и Дрему с ее обычной свитой он обнаружил за изучением карты территорий севернее Данда-Преш. Они старались отыскать наиболее удобный путь на север – после того, как армия перевалит через горы. Маленькие цветные значки обозначали последние известные позиции Протектора и Нарайяна Сингха.

– Новости от Костоправа? – спросила Дрема.

– Дело сделано. Они уже выступили к нам. Но все оказалось куда необычнее, чем он ожидал. – Тобо пересказал сообщение полностью.

– Тебе придется вернуться, – решила Дрема. – Мы не можем рисковать, если там прорвется еще одна шайка колдунов.

– Пожалуй, – неохотно согласился Тобо.

– Мне это нравится. Почему он просто не убил их, завладев этими летательными штуковинами и замечательной одеждой?

– Потому что он так не поступает. – Не говоря уже о том, что мертвецы не очень-то сотрудничают, когда им приходит время поделиться знаниями.

– Конечно. Он всех отпускает, а потом через тридцать лет устраивает охоту. Но как я смогу двигаться дальше, если тебя не будет рядом?

– Если Костоправ уже на нашей стороне врат, то и все Неизвестные Тени тоже. И скоро впереди нас побегут Черные Гончие. А еще через день-два мы сможем увидеть, что происходит там, где мы только пожелаем что-то увидеть.

Дрема нуждалась в такой поддержке. Ее волновало все, что происходит там, где она не может следить за событиями сама. А напоминания о том, что практически все люди, включая большинство офицеров Отряда, прожили всю жизнь куда более слепыми, чем она была когда-либо, отнюдь не улучшали ее настроение.

Дрема была разбалована. Все то время, что она провела с Отрядом, мы так или иначе имели возможность узнавать, что происходит вдали от нас. Обычное дело – дайте что-либо кому-нибудь на время и очень скоро этот кто-то станет считать, что это принадлежит ему от рождения. И Дрема вовсе не была исключением из правила.

* * *

– Я понимаю, что тебе нужно дождаться Тобо, прежде чем позволить пленникам покинуть равнину, – проскрипел Гоблин. – Но почему мы, все остальные, не можем пойти вперед? Мы же не делаем ничего полезного, а просто торчим тут.

– Вы делаете то, что я вам приказываю. А теперь помолчи. Пока я не заткнул тебя кляпом.

Я и сам проявлял нетерпение, пока Тобо наконец-то не прибыл. Он был связан ограничениями обычного путешествия. У нас больше не было ковров-самолетов, хотя и оставалась надежда, что Ревун сумеет смастерить парочку, когда его разбудят. (Никто еще не пытался.) А теперь появилась еще и вероятность, что мы овладеем секретом летательных столбов Ворошков.

Тобо примчался к нам на супержеребце, который считал своей хозяйкой Дрему. Когда-то Госпожа, будучи еще владелицей Башни у себя на севере, вывела таких жеребцов для себя, и несколько их попало на юг вместе с Отрядом. Этот был последним из уцелевших.

– Сколько эти жеребцы живут, дорогая? – спросил я Госпожу, завидев подъезжающего Тобо.

– Лет сорок. Самое большее. Этот свое уже почти прожил.

– А выглядит весьма резвым. – Хотя животное и промчалось сорок миль, оно казалось почти бодрым.

– Я хорошо работала в те дни.

– И теперь по ним скучаешь.

– Да. – Мне она лгать не станет. Или меньше любить меня из-за того, что ей хочется стать такой, какой она когда-то была. Насколько я могу судить, она никогда не сожалела о содеянном – ни о хорошем, ни о плохом. Хотел бы я сам быть таким.

Тобо спешился у самых врат. Я провел его через них, и он сразу принялся за дело, только сперва улыбнулся и помахал отцу и дядюшке Дою:

– У вас пятеро пленников? И все опытные колдуны?

– На сей счет ничего не знаю. Вполне может статься, что они полные бездари. Но они летают на этих столбах и одеты в какую-то суперткань, которой, по словам Гоблина, можно манипулировать, отдавая мысленные приказы. Так что можешь считать, что насчет осторожности я тебя предупредил.

– Мы можем с ним общаться?

– К нам попали два брата, чей отец общался с Бовок и управлял ею, пока она была в Хатоваре. Он мог заставить Бовок принимать на час-другой человеческий облик, но удержать ее в нем оказалось ему не по силам. По его мнению, причина заключалась в том, что Меняющий Облик вплел в трансформирующие облик чары обратную связь. То есть она могла становиться человеком, лишь пока он жив. Меняющий ей не доверял. И когда Одноглазый его убил, эта обратная связь сработала.

В любом случае, эти юные Ворошки вертелись рядом с папашей и немного освоили родной язык Бовок. А когда Ворошки взорвали врата, одному из них пришла в голову блестящая идея о том, что он сможет уговорить нас взять и его с собой в какое-нибудь безопасное место. Он прихватил нескольких таких же перепуганных друзей и явился к нам, полагая, что мы говорим на том же языке, что и форвалака. Он тешил себя странной идеей о том, что мы почему-то признаем безоговорочное превосходство Ворошков над собой и примем их как почетных гостей. Ему и в голову не приходило, что могло быть как-то иначе, потому что никак иначе в Хатоваре не бывает. Он наглый, тупой и высокомерный. Да и остальные, похоже, такие же. А братец его еще круче – он даже разговаривать с нами не желает.