Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Воля чуров! Не знаешь разве, как оно на игрищах бывает?
По его лицу проскользнула тень воспоминания; в глазах мелькнула улыбка. Что-то такое он знал.
– Пусть даже так. Это твой сын, а значит, он может стать наследником твоего отца. Ему нужен хороший присмотр.
– У меня есть родичи. Мать и отчим. И брат в Киеве. И дед во Вручем.
– Твой брат – вольный человек?
Малуша промолчала. Добрыне воли никто не давал, он по-прежнему остается пленником Эльги. Уже более десяти лет.
– Твоя мать замужем за человеком очень достойным, но не имеющим родни в землях руси. Твой дед – я его никогда не видел, но не сомневаюсь, что он тоже очень достойный человек, – лишился киевского стола и сейчас правит землей Деревской от имени Святослава. Поэтому главой твоего материнского рода остается госпожа Сванхейд. Святослав ей внук, и она ему не подвластна.
– Она тоже утратила свои владения! – уколола его Малуша. – В Хольмгарде раньше жили конунги, а теперь вами правит Святослав, а дань собирает Вестим Дивиславич!
– Госпожа Сванхейд сама передала наследство Олава своему сыну Ингвару и его потомству! – горячо возразил Бер. – Решение оставалось за ней, и никто не смог ничего у нее отнять, пока она сама не пожелала кое-что отдать! Но и сейчас на Ильмене и Волхове едва ли какое важное дело может состояться без ее одобрения.
Они помолчали. «Святослав ей внук, и она ему не подвластна», – Малуша не подавала вида, как сильно зацепили ее эти слова. Бер не знает, насколько это важное обстоятельство.
– А до Хольмгарда далеко отсюда? – спросила Малуша.
– С седьмицу будем ехать.
– Ребенка я возьму с собой!
– А то как же! – ответил Бер, как будто подразумевал это с самого начала.
В Хольмгарде Князь-Медведь не имеет никакой власти. Оттуда даже Судимер не сможет его вытребовать, если госпожа Сванхейд не пожелает выдать собственного праправнука. А она, судя по всему, не та женщина, на которую легко повлиять. Или…
– Почему Сванхейд когда-то отослала Ингвара в Киев? – Малуша прищурилась, будто пыталась острым взором непременно выцепить правдивый ответ. – Ребенка пяти лет от роду?
Колосок нуждается в сильном покровителе – как Сигурд Убийца Дракона, выросший у заморского конунга. Но можно ли отдать его во власть женщины, которая когда-то пожертвовала своим ребенком?
Они были едва знакомы, но Бер сразу понял, почему она об этом спрашивает.
– У нее была большая семья. Муж, брат мужа, его дочь от первого брака и зять Хакон в Ладоге, две дочери и трое сыновей. Из тех одиннадцати детей, что родились. И Гарды, их владения. Ради благополучия всего этого приходилось чем-то поступиться. Она отдала Ингвара Элегу Вещему в Киев, а взамен получила твоего деда, Олега-младшего. Но, я думаю, ей всегда было жаль того сына, который вырос вдали от нее. Этим Ингвар поплатился за то, что остался старшим, но за это же был и вознагражден. Сванхейд признала его единственным наследником всего, чем владела.
– И его потомков?
– Именно так. Поэтому ни я, ни Сигват, ни другие сыновья и внуки Ветурлиди, ни дети дяди Хакона не могут унаследовать власть конунга в Хольмгарде, которую имел дед Олав. Она принадлежит только прямым потомкам Ингвара.
Малуша пытливо смотрела на Бера. Выросшая среди разговоров о подобных предметах, она ясно видела и выгоды, и опасности предстоящего пути. Этот парень собирается отвезти ее туда, где у ее сына есть наследство. Но этот же парень – или его дети, – может со временем стать его соперником.
Не считая тех, что уже имеются.
Но до этого еще далеко. Для начала ей нужно уберечь своего сына от посягательств с Той Стороны.
– Ты можешь дать мне клятву, что станешь защищать мое дитя от тех… кто захочет его заполучить? Через семь лет или позже?
– Ты имеешь в виду… – Бер изогнул шею в направлении дальнего леса.
Малуша кивнула.
– Такую клятву я могу тебе дать. Я отбил свое право на вас, как положено по здешнему обычаю.
Бер вынул из ножен длинный ударный нож, приложил его ко лбу, к обоим глазам и поцеловал клинок возле рукояти. У Малуши затрепетало в груди – в своей прежней киевской жизни она много раз видела эти движения, эти бессловесные обеты на своем оружии, что сильнее всяких слов. Этому можно верить.
– Хорошо. Я поеду с тобой в Хольмгард.
Важность сошла с лица Бера: он расслабился и готов был улыбнуться.
– И если хочешь, даже можешь меня поцеловать, – милостиво добавила Малуша, вспомнив, о чем он просил в избушке перед уходом.
Словно предлагала наложить печать на признание их родства.
Бер нарочито медленно встал со скамьи и пересел к ней. Некоторое время разглядывал ее лицо почти в упор – а она разглядывала его и дивилась, как могла найти в нем сходство со Святославом. Черты у него крупнее, тяжеловеснее, но чувствуется в них нечто надежное. Повадки у него порой причудливые, но человек он, похоже, прямой и открытый.
Но можно ли ему доверить себя и Колоска?
Бер склонился было к ней, потом застыл и шепнул:
– А я… не утрачу разум и память, если сделаю это? Не превращусь в какого-нибудь зверя?
Несмотря на баню и очищающие заговоры, он сомневается: не осталось ли в ней еще чего-то от тех лешачих, у которых нет спины?
Малуша невольно опустила взгляд на его губы, чуть приоткрытые от сдерживаемого волнения, и сама заволновалась. От его голоса у нее возникала какая-то щекотка в животе, это было странно, но почти приятно. Как же она отвыкла от людей, прожив почти год наедине с одним-единственным медведем!
– А вот и проверь, если смелый, – шепнула в ответ Малуша, почти касаясь губами щеки Бера.
* * *
Вечер настал скоро. В темноте видно было, как высоко горит костер на берегу Великой – его будут поддерживать все двенадцать дней. У костра играли рожки, раздавалось пение и топот пляски. Еще один костер, поменьше, горел перед дворами, освещая накатанный санями путь вдоль ворот.
Под навесом у двери Вальгардовой избы сидели несколько человек. За углом раздавалась сдержанная возня, кто-то кого-то унимал досадливым шепотом.
Вдруг шум гудьбы и пляски у реки прервался, взамен раздался крик.
– Медведь едет, медведь! – неслись испуганные, предостерегающие крики. – Берегись!
Послышался свист. Показалось нечто темное – от реки мчались сани. Вот они приблизились к Вальгардовым воротам, встали. Виден был седок – огромный бурый медведь, держащий вожжи.
– Где моя жена? – рявкнул он. – Нагостилась, подавай ее сюда!
– Вот твоя жена! – ответили ему с крыльца. – Давно готова, ждет.
К саням торопливо сошли два парня – Улеб и Бер. Под руки они несли еще кого-то, по виду женщину. Соломенное чучело почти в человеческий рост было одето в волчью шубу, повязано красным платком и прикрыто личиной – эти самые вещи были на Малуше, когда она вышла из леса.