— Вы и сами не знаете, ведь так? — спросил Генри напрямик.

Нужно было сейчас же уйти. Вернуться домой и кое-что проверить. Она должна знать наверняка. Как могло получиться, что ее подозрения с легкостью обернулись против нее же самой?

Бабушка спиной толкнула дверь и выбежала из кузницы. Дверь шумно захлопнулась за ней.

* * *

В сумерках трудились трое мужчин, как играют в песочнице дети — вроде и вместе, но при этом каждый сам по себе. Им не хотелось привлекать внимание.

Питер поднял голову, переводя дух. Он радовался, глядя на Сезара, катившего по площади тачку, на Генри, занятого в кузнице.

План был приведен в действие.

Сезар, огибая площадь, осторожно проливал в снег полупрозрачное масло для фонарей. Он задержался на миг, чтобы глотнуть из фляжки, заодно огляделся по сторонам и поморщился, заметив, что капитан, стоящий на другой стороне площади, наблюдает за ним. Изобразив на лице беспечность, Сезар лениво зашагал дальше. Но капитан все равно направился к нему в сопровождении двух солдат.

Тело Сезара само решило, что делать. Бежать.

Скользя по талому снегу, Сезар опрокинул несколько клеток с фазанами и перепрыгнул через квашню с тестом.

Капитан выхватил длинный кнут и махнул им в сторону беглеца. Кожаный хвост лишь слегка задел дровосека, но тому хватило — он рухнул лицом в грязное месиво. Сезар пытался уползти, но не преодолел и нескольких дюймов, как на него набросились и скрутили.

— Мера предосторожности! — рявкнул солдат в маске. — Нам не нужны проблемы с семьей ведьмы!

Послышались шаги, потом в темноте прозвучал слегка охрипший голос отца Соломона:

— Надевай свою тряпку, шлюха.

Подождав, пока стражник отопрет решетчатую дверь, отец Соломон швырнул Валери ее алый плащ.

Валери набросила на себя красивую мягкую ткань. Вошел солдат с железными наручниками, они грубо сдавили тонкие запястья девушки.

Потом Валери увидела, что к ней приближается отец. Сезару приходилось идти внаклонку, слишком уж низок был в тюрьме потолок.

— Валери… — Он остановился перед дочерью. — Я пытался помочь тебе. Защитить тебя и Люси…

Люси… Она теперь уже казалась чем-то нереальным, воображаемым, почти мистическим.

— Все в порядке, папа, — поспешила сказать Валери. — Ты учил нас быть сильными.

Валери вдруг поняла, каким одиноким он станет после ее смерти.

— О, моя добрая девочка! Да-да, будь сильной.

Она почувствовала пожатие его руки, такое же крепкое, как всегда, и подумала: это в последний раз.

К горлу подкатил ком. Что она могла сказать? Девушка была даже благодарна солдату, который оттолкнул Сезара и потащил ее туда, где ждал отец Соломон.

* * *

Маска была выкована из железа, такого тяжелого, что, надев ее, почти невозможно было держать голову прямо. В ней имелись лишь узкие щели для глаз. Сделанная в форме конуса, она походила на волчью морду. Из пасти торчали зубы — острые кусочки слоновой кости. Маска Волка предназначалась до того, чтобы усугублять до предела публичное унижение наказуемого. Валери увидела нескрываемое жестокое удовлетворение на лице отца Соломона, когда с маской в руках к ней подошел капитан. А потом она видела только тьму, ощущала лишь тяжесть железа, притянутого к ее голове ремнями с пряжками.

* * *

Сначала она боролась с жестокой хваткой наручников, пыталась высвободиться, но они лишь больнее впивались в ее запястья. Наконец Валери решила просто идти быстрее за тащившей ее лошадью. Она ничего не видела перед собой и боялась упасть под хохот бессердечных зевак.

В маске было жарко, и лоб Валери стал скользким от пота в том месте, где он соприкасался с металлом. Маска елозила туда-сюда, когда Валери оступалась в снежной каше.

В угасающем свете дня селяне высыпали из домов, чтобы поглазеть на мрачное действо; они просто не в силах были отвернуться, когда процессия медленно продвигалась мимо. Близилась последняя ночь кровавой луны.

Кто-то отчетливо пробормотал:

— Ведьма…

Другие машинально вскидывали руки, чтобы перекреститься при виде воплощенного зла.

Зазвучал голос, который Валери сразу узнала, — голос мадам Лазар:

— А ведь сейчас она не такая уж и пригожая, верно я говорю?

Старой карге вторила Роза, обзывая подругу ведьмой и словами похуже и заверяя мадам Лазар, что ее внук обязательно найдет себе подходящую жену. Роза говорила так, будто никогда и знакома не была с Валери.

Кто-то схватил Валери за волосы, и она едва не закричала от боли. Но миг спустя за нее вступился солдат — не от избытка доброты, разумеется. Лишь потому, что позорная процессия должна была двигаться дальше.

* * *

Коленопреклоненная, привязанная цепями к столбу, Валери слышала голос отца Августа. Священник благословлял ее, шелестя страницами Библии. А потом раздался другой знакомый голос — вот только девушка ни разу не слышала, чтобы он поднимался до такого надрывного крика:

— Мое дитя!

С огромным усилием Валери подняла голову вместе с тяжелой маской. Сквозь узкие щелки она увидела мать, босую, обезумевшую, дрожавшую, как умирающая мошка. Ее лицо, сплошь изборожденное рубцами, казалось перепачканным вареньем.

Она остановилась перед отцом Соломоном.

— Отпусти ее, негодяй!

Волосы Сьюзет сбились в комья, от нее шел тошнотворный запах.

— Отпусти! — громко повторила она.

И попыталась ударить отца Соломона, но тот с легкостью перехватил ее руку.

Селяне просто опешили при виде Сьюзет, совершенно не владевшей собой. Еще одна жертва обстоятельств. Даже отец Соломон несколько мгновений молчал, позволяя женщине выплеснуть свой гнев.

Валери больше не могла смотреть на мать и опустила на грудь железный волчий нос.

И услышала, как отец Соломон говорит чуть ли не отеческим тоном:

— Шла бы ты домой, бедная женщина. И вам, добрые христиане, лучше держаться отсюда подальше.

Испуганные селяне оттащили Сьюзет. Она не сопротивлялась, лишь закрыла лицо руками. Она просто не в силах была терпеть эту пытку…

* * *

Время шло. Стемнело.

Валери подняла голову и посмотрела на встающую кровавую луну. Она слышала, как затворяются двери домов вокруг площади, как задвигаются засовы. У нее кружилась голова. Так хотелось лечь и заснуть, но цепи не позволяли опуститься на землю.

Над ней нависла чья-то тень. Валери ахнула от ужаса, и этот звук гулко отдался в металле. Она крепко зажмурилась и стала ждать конца.