Как я теперь Ивану в глаза посмотрю и объясню все, что случилось? Он же в Машке души не чает, самую лучшую жизнь для неё видит, а я вариант для такой жизни абсолютно не подходящий. Не такого он ей хотел. Какого? Черт его знает. Пытаюсь представить Машу с кем-то другим, но эта мысль раздражает. И хоть я раньше тоже придерживался такой же позиции в её сторону, теперь все изменилось. Не вижу я её ни с кем другим. Ни с напыщенными богачами, у которых на уме одни только цифры, ни с сопливыми одногодками. И не потому что они её не достойны, хотя это тоже, а просто потому что моя она. Давно моя. За ребрами вибрирует, стоит принять этот факт. Моя Машка.

Не знаю, как примет Иван. Возможно, потребует исчезнуть из его жизни и пожалеет, что когда-то помог мне. От этой мысли горечью обдает. Несмотря ни на что, этот человек близок мне. Он столько сделал, чтобы я встал на ноги, а я его дочь с собой в дебри тащу.

Мысли как на тех качелях из одной стороны в другую качаются. Хочется прямо сейчас позвонить ему и сказать все как есть, но нельзя. Он тогда примчится, обязательно узнает про галерею и с его взрывным темпераментом сделает только хуже. Пойдёт разбираться сам, не прислушиваясь ни к чьим доводам. О нас нужно молчать пока что. Никто не должен знать. Ни единая душа, иначе все пойдёт наперекосяк.

Но все же отставить разговор с Киселевым на второй план я уже не могу. Нужно обезопасить Машу хотя бы от этого подонка. Поэтому выкроив сутра час, по пути в участок заезжаю в офис, адрес которого смог найти еще вчера. Разговор с ним проходит в довольно сдержанном ключе. Если по началу урод делает вид, что ничего не соображает, то к концу разговора его выражение лица выглядит довольно красноречивым. Пришлось немного выкрутить ситуацию, чтобы не выглядело так, что пожаловалась Маша. Делаю упор на том, что за ней ведется слежка, именно так мы якобы узнали о его к ней визите. Киселев тут же бледнеет, сереет и покрывается пятнами, уже не пытаясь отнекиваться. Получив предупреждение о том, что если еще раз помешает расследованию, беседовать на тему шантажа мы уже будем с ним, мужик сдержанно кивает. Думаю, теперь, зная, что дело пошло в ход, к Маше он больше не сунется. А мне только это и нужно. Главное, чтобы моя девочка была в безопасности.

В участке с головой зарываюсь в работу, отрываясь только на то, чтобы покурить с Деном, когда тот зовёт в курилку. Народу здесь как всегда тьма. Как будто работы ни у кого нет, кроме как дымить.

– Ты вчера нашёл-то Машу свою? – выдыхает Ден, заставляя меня быстро осмотреться.

– Тише говори, – давлю пониженным голосом. – Нашёл. Она сюда приезжала, оказывается.

– Сюда? Зачем?

– Меня искала.

– Так это все-таки твоя была? – вклинивается рядом стоящий Куницын. Уши грел зараза. Нахмуриваюсь.

– А ты что видел её?

– Видел, – хмыкает раздраженно. – Пол-участка видело. Истерила там на вахте. Парни её чуть в обезьянник не кинули.

Злость ослепляет яркой вспышкой.

– Что? – цежу сквозь зубы.

– Она требовала, чтобы тебя позвали, а ты запретил тебя вызывать без разрешения. Пацаны свою работу делали. А она тут хай подняла. Хорошо, я мимо проходил, а то бы точно досталось ей от наших. Домой отправил, сказал, что ты уехал уже.

Мрази малолетние! Картинка того, как Маша просит помощи, а её посылают на три буквы, настолько чётко вырисовывается в сознании, что внутри все в камень превращается. Выбрасываю недокуренную сигарету и быстрым шагом отправляюсь вниз.

Два петуха, привыкших выкладывать в соц. сети свои дебильные видео и "прославлять тем самым доблестную полицию", сидят ржут, как всегда уткнувшись в экран.

Выхватываю телефон и с громким хлопком опускаю его на стол.

Они тут же подрываются.

– Здравия желаю, товарищ капитан! – выпаливают дуэтом.

– Вы полномочия свои знаете? – выдавливаю ледяным тоном. Так хочется обоим приложиться по физиономиям, но приходится сдерживаться.

– Знаем, – несмело отвечают идиоты.

– А то, что должны помогать людям, тоже знаете?

– Так точно.

– Тогда почему, когда вчера к вам обратились за помощью, вы, мать вашу, довели человека до истерики? – яростные нотки на этой фразе приглушить получилось плохо.

– Ээ, вы о той бабе что ли? Что вас искала? – за бабу желание свернуть малолетке челюсть достигает почти максимума и, вероятно заметив это в моих глазах, Потапов тут же исправляется: – То есть девушке? Вы же сами сказали не пускать к вам всех желающих.

– Она похожа была на обычную желающую прорваться в мой кабинет?

– Нуууу, она плакала. Требовала вас позвать.

Шумно выдыхаю, складывая ладони в кулаки.

– И вы выполнили просьбу человека, который в слезах вас просил о помощи?

Переглядываются. Кретины, мать их!

– Мы не знали.

– Что вы не знали? Что сидите здесь для того, чтобы помогать людям? Этого вы не знали? Или вы забыли, где служите?

– Извините, товарищ капитан.

– Напоминаю – вы представители органов, так ведите себя подобающим образом! Инициативу свою направляйте не сюда, – подталкиваю к ним по столу мобильный, – а на помощь людям. Ещё раз узнаю, что вы тут вершите правосудие самостоятельно, пеняйте на себя! Усекли?

– Так точно!

Разворачиваюсь и возвращаюсь к себе. Внутри клокочет злость, и первое, что мне хочется сделать, это услышать Машу. Малышка пришла сюда в поисках меня, а её вываляли в грязи.

– Алло, – отвечает почти сразу.

– Привет.

Отхожу к окну и утыкаюсь взглядом в белый снег, хлопьями осыпающий землю. Пульс все ещё тяжело стучит в венах.

– Привет, Дамир. Я тебе писала, ты, наверное, был занят.

Писала? Черт.

– Да, только появилась минута. Как ты?

– Хорошо, – в голосе Маши слышится улыбка, постепенно успокаивая шторм внутри меня, – думаю о тебе все время.

– И что же ты думаешь?

– Что хочу быстрее вечер, чтобы увидеть тебя.

Усмехаюсь.

– Скоро увидимся. Есть желание куда-то сходить?

– Нет. Никуда не хочу. Разве что заехать домой за красками, если это будет не сложно. Порисовать захотелось.

– Заедем.

– Спасибо. Ты сам как? Думаешь обо мне?

Хоть и не вижу её, а отчётливо представляю, как Маша сейчас бы мне в глаза заглядывала в ожидании ответа, а я бы ее сгреб в охапку и усадил на заваленный документами стол.

Сзади раздается хлопок дверью, заставляя меня обернуться. В кабинет с улыбкой входит Катя. Этой только не хватало.

– Я перезвоню немного позже, – обрываю звонок, чтобы избежать наплыва вопросов, но это же Катя. Она как стихийное бедствие – её невозможно избежать.