Ровно в четырнадцать ноль-ноль мы вышли к столу, накрытому в беседке. Первым, опираясь на трость, шел сам хозяин дома, Джакомо Федо, барон ди Адрано. Следом шел я, одетый в только что сшитый костюм, ради пошива которого сюда привезли портного из Палермо. Вся семья – одни только мужчины – собралась у стола, одетая в совершенно неуместные сейчас, в жару, черные костюмы. Больше это походило на похоронную церемонию, чем на обед, но на Сицилии любят смерть и подчеркивают родство с ней даже неосознанно. Но нельзя было недооценивать важность и значимость этой церемонии – согласившись выпить моего вина и пригласив выпить моего вина всех своих близких, барон подчеркивал его доверие ко мне и мою причастность к семье. На Сицилии, не будучи сицилийцем, нельзя войти в семью, но у всякой семьи есть друзья…

Барон сел на свое место во главе стола. Я взял первую бутылку, осторожно откупорил ее, мельком взглянув на пробку, не испортила ли она вино, не сгнила ли. Нет… чистая, темная, чуть ссохшаяся. Следя за руками, я наполнил бокал барона, потом пошел по кругу, одаряя остальных. Затем сел на почетное место гостя, по правую руку от главы семьи, со своим бокалом. Никто не спешил пить, все молча, напряженно смотрели на главу семьи…

Барон поднес бокал к носу, помотал, тяжело дыша, потом отхлебнул. Проглотил, почмокал губами. Это было вино двенадцатилетней выдержки, с моего места были отлично видны ножки, оставшиеся на бокале. Не думаю, что даже лучшее «Эгри Бикавер»[40]сравнится по густоте с этим…

– Не сицилийское… – тяжело вздохнул барон.

И отпил еще. Большей похвалы ждать и не следовало, настоящий сицилиец никогда не посмеет оскорбить свое вино, признав лучшим другое. Вино здесь как кровь: вдоволь и того и другого…

Крис поднялась на локте и посмотрела на меня. Полог из марли гасил остатки света, которыми одаривал нас угасающий день через открытое витражное окно…

Без полога от марли здесь нет спаса от насекомых…

– Знаешь… я все-таки не удержалась…

– К моему счастью.

Она толкнула меня в бок. Довольно больно.

– Я не про это, дурак… Я подсмотрела вашу… дневную церемонию.

– Думаю, не ты одна. Женщинам свойственно любопытство. И как?

– Странно… – она снова откинулась на спину, – я… цивилизованная женщина и попала… в какое-то варварство. Ты из мафии?

– Нет, – сказал я, – ни русский дворянин не может быть членом мафии, ни мафия не может принять в свои ряды никого, кто не родился бы с сицилийской кровью в жилах.

– Но они… принимали тебя как равного.

– Они мужчины. И я – мужчина. Здесь нельзя притворяться, как в цивилизованном мире…

Крис тяжело вздохнула:

– Страна мужчин. Я… цивилизованная женщина… испытываю болезненное влечение к варвару. Это нормально?

– Да. Ненормален тот мир, в котором ты росла.

– Чем же?

– Всем. Прежде всего отношением к женщинам. Ты знаешь, о чем спросят мужчину и женщину на пороге джанната?[41]

– Боюсь спросить, что такое джаннат.

– Это рай в исламе. Когда к вратам рая подойдет женщина, Джабраил задаст ей только один вопрос: слушалась ли она своего мужа. Все остальные вопросы он будет задавать ее мужу.

– Довольно удобно. Слушаться мужа… и всё.

– Это и в самом деле удобно. И правильно, кто бы и как ни доказывал обратное. Все проблемы в этом мире должен решать мужчина. Если он берет ответственность за женщину, то он должен найти жилье, приносить домой деньги, дарить ей подарки, удовлетворять все ее потребности, в том числе в постели, принимать все решения, касающиеся их будущего. И если что-то идет не так, спрашивать только с себя. Все, что должна делать она – признавать его власть и растить его детей. Но там, где люди сошли с ума, и мужчины и женщины, – там все по-другому. Потерявшие мужское мужчины устраиваются всякими жиголо и никого не способны защитить, даже себя самих. Кроме того, в преследующих их проблемах оказывается виноват кто угодно – правительство, общество, но только не они сами. Женщины же принимают на себя мужское и годам к сорока оказываются одинокими, озлобленными на весь мир, несчастными, часто не продолжившими свой род. Народ, в котором укоренилось такое, обречен на гибель.

Крис снова поднялась на локте.

– Ты жил в САСШ?

– Да, несколько лет.

– Если бы ты публично сказал там такое, тебе мгновенно предъявили бы исков на несколько миллионов долларов.

– Это одно из проявлений несвободы – запрет говорить правду. И мне на это плевать.

– Да?

– Да. У меня был дипломатический паспорт. Не явился бы в суд, и все.

Крис не выдержала и засмеялась. Потом еще раз стукнула меня.

– Черт бы тебя побрал. Хватит этих шпионских игр. Не могу понять, когда ты говоришь серьезно.

– Криси, на эту тему я всегда говорю серьезно. Это не тема для шуток.

– И перестань меня так называть!

– Хорошо, хорошо… – сказал я, чтобы не подвергнуться новому нападению.

Стемнело окончательно…

– У вас там все такие? – вдруг спросила она.

– В империи? Нет, далеко не все. Но есть. В основном дворяне, военные.

– Я рада, что такие еще остались, только…

– Что – только?

– Кое в чем ты меня еще не удовлетворил.

– И в чем же?

– Сейчас покажу…

– Кто он?

– Кто? – спросила Крис, ворочаясь, чтобы устроиться поудобнее.

– Тот парень. Который подарил тебе кольцо с фианитом.

– Ревнуешь… – довольно сказала она.

Все-таки… все женщины одинаковы. Абсолютные собственницы, они в то же время любят, когда самцы сражаются ради них. Как бы они ни утверждали обратное.

– К парню, который не может позволить себе кольцо с бриллиантом? Так кто он? Ты давно его знала…

– Столько вопросов… – недовольно сказала Крис.

Я молчал. Мне в принципе было плевать на этого парня. Сам не знаю, для чего спросил.

– Мы познакомились с ним зимой… – вдруг сказала Крис, – на волонтерской акции. Он… хороший.

На самом деле Крис отнюдь не считала его хорошим. Но сказала так, чисто чтобы задеть…

– Да уж…

Но Криси на мой сарказм не среагировала.

– Нет, он и в самом деле хороший, – задумчиво сказала она, – я до сих пор не понимаю, почему он сделал это…

– Почему? Давай попробуем догадаться, я все-таки большой специалист по предательствам. Он работал в разведке?