– Ты ведь как мог пытался защитить Венецию, – сказал Родольфо, что, по мнению Арибеллы, было очень великодушно с его стороны.

Джакапо кивнул.

– Могу сообщить, что портрет Зио был удалён из этого дома. А портрет Клары, который, как я выяснил, ты без разрешения хранил всё это время…

Он сделал паузу, как видно, борясь с собой и пытаясь не обрушить на Родольфо очередную порцию упрёков – что было бы сейчас не к месту.

– …Портрет Клары займёт достойное место на стене гостиницы.

Джакапо обернулся к Арибелле:

– Спасибо. Ты хорошо послужила Венеции.

– Может, мы наградим её? – предложил Родольфо.

Старик поджал губы.

– Канноваччи защищают город не ради наград, Родольфо, и ты это знаешь.

– Но небольшое поощрение всё же не помешало бы. Учитывая, что пострадала семья Арибеллы.

Джакапо хотел было возразить, но в конце концов только вздохнул.

– И что ты предлагаешь?

– Чего ты хочешь, Арибелла? – спросил Родольфо. Его глаза блеснули.

Арибелла собиралась отказаться, но тут ей в голову пришла идея.

– Синьор, если позволите, у меня есть одна мысль…

Вскоре, набив карманы выпечкой, Арибелла и Клара скользили по Гранд-каналу; каждая из них управляла гондолой. У Клары было пермессо Родольфо, а Арибелла плыла на бывшей гондоле Урсулы, которую Нимерия разыскала в лагуне неподалёку от того места, где её оставили Арибелла и Сеффи. Сейчас никто не узнал бы её: вместо розовых подушек и каюты здесь были просто деревянные скамьи.

«Родольфо, в самом деле! – выпалил Джакапо, узнав, какую награду хочет Арибелла. – Ты уверен, что это разумно?»

Однако в конце концов он уступил и даже сделал новое пермессо.

Когда они достигли устья Гранд-канала, венецианские колокола начали звонить. Сначала их было немного, но затем присоединились и другие, и казалось, будто весь город поёт.

– Почему звонят колокола? – крикнула Арибелла.

– Наверное, потому что наводнение закончилось, а дож наконец-то выздоровел, – ответила Клара. – Сегодня вечером будет праздник. Ох, ты не поверишь, как сильно я скучала по гондоле. А ты довольно ловко с ней управляешься для новичка. Поглядим, насколько быстро ты умеешь грести. Мчимся на Бурано!

Арибелла засмеялась, работая веслом изо всех сил и стараясь не обращать внимания на ноющие от боли руки.

Они пришли в коттедж отца, задыхающиеся и возбуждённые, глаза их сияли. Когда папа открыл дверь, сердце Арибеллы подпрыгнуло от радости: папа дома и в безопасности! Отец выглядел похудевшим, но был здоров, и его лицо засветилось от счастья, когда он увидел Арибеллу. А потом папа посмотрел на Клару…

Изумление отразилось в его глазах, и слёзы потекли по морщинкам на щеках, словно ручейки. Никогда прежде Арибелла не видела, чтобы отец плакал. Десять лет, проведённых в трауре, он был подобен пустой скорлупке, без эмоций и чувств, но теперь всё разом изменилось. Отец снова ожил, и слёзы, которые он сдерживал годами, хлынули наружу.

Он схватил их обеих, целуя Арибеллу в волосы и щёки, а потом сжал в объятиях Клару.

– Как вы оказались здесь? Это чудо! О, Белла! О, Клара, любовь моя! Я не мог… я не справлялся без тебя.

– Тише-тише. – Клара пыталась успокоить его, но её глаза тоже были полны слёз. – Всё хорошо. Теперь у нас всё будет хорошо.

Они крепко обнялись, прижимая к себе дочь. Арибелле казалось, что её сердце вот-вот разорвётся от счастья. Это было похоже на самый прекрасный в мире сон.

Наконец Клара прошептала:

– Белла, может, тебе стоит пойти к Тео и подарить ему твой подарок? Нам с твоим отцом есть о чём поговорить.

Арибелле не хотелось оставлять родителей, но она понимала, что им проще будет поговорить без неё. И к тому же ей не терпелось увидеть Тео.

Она ещё раз обняла папу и маму, а потом побежала к коттеджу Тео и постучала в дверь, больше не таясь и не опасаясь, что кто-нибудь её увидит.

– Кто там? – Отец Тео появился в дверях. – Арибелла? – Он изумлённо уставился на неё.

– Тео здесь? – выпалила она.

– Да, но боюсь, у него была довольно тяжёлая ночь. Он попал в очередной шторм в лагуне… Тео повезло, что он остался жив.

– Знаю… Я хотела сказать… можно его увидеть? Пожалуйста!

Папа Тео смотрел на неё с опаской и недоверием, но переполняющая Арибеллу радость защищала её как броня. Никто и никогда больше не сможет заставить её снова почувствовать себя здесь чужой.

– Кто это, папа? – Тео появился в дверях.

– Тео! – воскликнула Арибелла.

– Ари?!

Лицо его осветилось радостью. Тео протолкнулся мимо отца и крепко обнял Арибеллу.

– Ты жива! Я так боялся за тебя! Ночью мне приснился отвратительный сон. Он был очень странным… таким реальным… Мне снилось, будто мы поссорились в лагуне, и там был какой-то жуткий остров… Я проснулся с мыслью, что случилось нечто ужасное.

Тео покачал головой.

– Я рад, что с тобой всё в порядке. Где ты была?

– У меня есть кое-что для тебя, – сказала Арибелла, уклонившись от его вопроса. – Пойдём со мной.

Когда Тео увидел в гавани гондолы, рот его приоткрылся, и он изумлённо заморгал.

– Чьи они? – выдохнул он.

– Одна из них твоя. Это подарок.

Глаза Тео расширились.

– Такого не может быть. Ты просто меня дразнишь!

– Вовсе нет, – усмехнулась Арибелла, указывая на гондолу, которая некогда принадлежала Урсуле.

Тео неуверенно шагнул вперёд и провёл пальцами по гладкому чёрному корпусу.

– Откуда она у тебя?

Арибелла переступила с ноги на ногу.

– Я не могу рассказать. Правда.

Тео обернулся к ней, наморщив лоб. Она узнала этот серьёзный взгляд его глаз. Тео собирался спросить о чём-то сложном. Арибелла приготовилась к непростым вопросам, но слова Тео удивили её.

– И не надо, Ари. Я знаю, что… с тобой что-то происходит. Прошлой ночью я не попал в шторм. Сперва я так думал, но потом вспомнил кое-что ещё. Я уверен, что это был не сон.

Маркеза оказалась права: «Бальзам четырёх воров» во второй раз сработал не так хорошо. Он излечил укус призрака, но не очистил память Тео от ненужных воспоминаний.

– Ты была там, – продолжал он. – И в лагуне что-то случилось. Что-то плохое… Я не расскажу отцу – и вообще никому. Но я знаю, что ты спасла меня от чего-то ужасного. Ты пришла на помощь, когда она была мне нужна, – вот что важно. Поэтому, если не можешь рассказать всё, то и не надо. Просто пообещай, что больше не исчезнешь.