– Ох, слышал я все это уже сотню раз! – с досадой произнес Тони Вермонте.

– Лепить ланчфон, лезть на фронтон, лемур Тони, мутант Дзендо, пенис выпендро…

– Ты, долбаный буксирщик!

– До свидания, Тонибейли!

Дом 1030 на Парк-авеню был солидным каменным гигантом, не отличавшимся от своих соседей. Деревянные двери были выполнены в стиле, сочетавшем пышность с армейской простотой, а крохотные окна, забранные железными решетками, наводили на мысль о бомбоубежище. На дверной доске значились лишь номера, никаких августейших вычурных имен, какие можно увидеть на зданиях Сентрал-парк-вест или на Бруклин-Хайтс, – обитатели здешних мест не стремились потрясти мир; их анонимность производила куда большее впечатление, чем самое известное имя. У этого дома была собственная погрузочная зона, а мостовая перед входом во всю мочь распевала о деньгах, выплаченных городским муниципальным властям, и о женских туфлях на каблучках, слишком тонких при длине в целых четыре дюйма, слишком дорогих, чтобы случайно ступить в собачье дерьмо. Специальный охранник караулил двери. Он был готов открывать дверцы машин, пинать собак и посылать куда подальше нежеланных гостей, прежде чем те успели шагнуть в вестибюль. Я быстрым шагом подошел к дверям и успел проскользнуть в них, прежде чем этот тип поймал меня.

Вестибюль был широким и темным, рассчитанным на то, чтобы ослепить незнакомого гостя, вошедшего сюда с солнечного света. Целая толпа швейцаров в белых перчатках и знакомых синих костюмах с черными кантами на брюках окружила меня, едва я просочился в дверь. Та же самая униформа была на крутых парнях из машины, в которой я недавно сидел.

Так вот почему роль «крутых» им так плохо удавалась! Они были всего лишь швейцарами, и в этом не было ничего постыдного. Но ведь они могли выполнять здесь и какие-то иные функции?…

– Вам чем-нибудь помочь?

– Помочь вам, сэр?

– Как ваше имя?

– Обо всех гостях следует докладывать!

– Вы что-то принесли?

– У вас есть имя?

Они окружили меня – их было пять-шесть человек, – возникнув из тьмы вестибюля, точно призраки; причем вовсе не по чьему-то приказу, а просто в этом заключалась их работа. Сейчас, в перчатках и униформах, они напугали меня гораздо больше, чем когда в темных очках затолкали в арендованную машину. Напугали своей ужасающей уместностью в сумраке этого дома. Среди них я не узнавал Прыщавого, Толстого, Худого и Невыразительного, но здание-то было большим. Вместо этого я видел перед собой Силуэт, другой Силуэт, высокий Силуэт и еще один Силуэт.

– Я ищу здесь Фудзисаки, – сказал я. – Мужчину, женщину или корпорацию.

– Должно быть, вы ошибаетесь.

– Да, наверняка вы вошли не в то здание.

– Здесь нет никакого Фудзисаки.

– Как его имя?

– Корпорация Фудзисаки Менеджмент, – ответил я.

– Нет.

– Нет, здесь такого нет. Вы ошиблись.

– Нет.

– Имя? Кто его спрашивает, сэр?

Я вытащил одну из визиток Минны.

– Фрэнк Минна, – ответил я. Мне без труда удалось произнести это имя, и я не чувствовал себя так неловко, как если бы назвал свое.

Толпа швейцаров, окружавшая меня, слегка расступилась при виде визитки. Я хоть чем-то продемонстрировал свою легитимность. Это были вышколенные швейцары, элита среди людей этой профессии, которые испытывали враждебность к новичкам и самозванцам.

– Вас ждут?

– Извините?

– Вас здесь ждут? У вас назначена встреча? Имя? С кем связаться?

– Вы случайно зашли сюда?

– Хм!

– Нет.

– Нет.

Я все меньше им нравился. Они снова окружили меня плотным кольцом. Визитная карточка Минны куда-то исчезла.

– Должно быть, вы что-то спутали.

– Да.

– Вероятно.

– Вы наверняка перепутали дом.

– Мы могли бы передать сообщение от вас, но что именно вы хотели бы сообщить?

– Лишь в том случае, как вы понимаете, если вы пришли по правильному адресу.

– Да.

– Да.

– Никаких сообщений, – сказал я.

Я похлопал по груди стоявшего ближе всех ко мне швейцара. Скривив гримасу, он попятился назад. Они превратились для меня в пингвинов. Я должен был прикоснуться к каждому из них. Я дотронулся до следующего, самого высокого, хотел сжать его плечо, но лишь скользнул по нему рукой. Кольцо швейцаров стало постепенно редеть. Возможно, они подумали, что я пачкаю их специальной невидимой краской, чтобы потом опознать, или цепляю на их одежду микроскопические электронные жучки, или… попросту поглаживаю их перья.

– Нет.

– Вам придется уйти.

– У нас нет того, что вы ищете.

– Здесь такого нет.

– Вон.

А потом двое из них подхватили меня под руки и вытолкали на улицу.

Я медленно прошелся вдоль здания, намереваясь взглянуть на его северную часть в надежде приметить что-нибудь интересное. Разумеется, на пути мне попался дежуривший на улице охранник, но я не стал обращать на него внимания. У служебного входа пахло сухой химчисткой, а судя по тому, как были набиты бачки для пищевых отходов, в этом доме поглощали целые тонны пищи. Интересно, есть ли здесь еще и личный повар? Я хотел было сунуть голову в дверь и спросить у кого-нибудь об этом, но охранник тут же поднес к губам рацию и принялся что-то быстро говорить в микрофон, так что я почел за лучшее унести подальше ноги. Но сначала я помахал ему на прощание, и он невольно попятился назад. Что ни говори, а в каждом из нас есть – пусть и небольшая – склонность к каким-нибудь тикам.

Подкрепляясь хот-догом и запивая его соком папайи, я набрал по телефону номер офиса мусорного копа. Ресторанчик «ЦАРЬ ПАПАЙИ» на углу Восемьдесят шестой улицы и Третьей авеню был мне на редкость по душе, на всех возможных поверхностях выделялись ярко-оранжевые и желтые буквы, составляющие кричащие лозунги: «ПАПАЙЯ – ВЕЛИЧАЙШИЙ ДАР БОГОВ ДЛЯ ЗДОРОВЬЯ ЧЕЛОВЕКА!», «НАШИ СОСИСКИ – САМЫЕ КРУПНЫЕ! СПЕЦИАЛЬНО ДЛЯ РАБОТАЮЩИХ МУЖЧИН!», «МЫ ДОСТОЙНЫЕ И ВЕЖЛИВЫЕ ЖИТЕЛИ НЬЮ-ЙОРКА, МЫ ПОДДЕРЖИВАЕМ МЭРА ДЖУЛИАНИ!» И так далее. Стены «Царя Папайи» так густо испещрены многочисленными надписями, что я там всегда немедленно успокаиваюсь, словно захожу в увеличенную копию моего собственного черепа.

Едва я слизнул кукурузное зернышко в соусе хот-дога, как зазвонил телефон. Пища, приготовленная в «Царе Папайи», могла с легкостью посоперничать с самыми дорогими, тающими во рту отбивными, а жареные сосиски без шкурки и румяные булочки восхитительно хрустели во рту, перемешиваясь с изысканным соусом. Правда, почти те же самые добродетели у булочек я мог сыскать и в «Собаке Натана», но сегодня у меня было настроение посидеть в «Царе». Передо мной на стойке еще аккуратным рядком лежали четыре булочки – каждая с ровненькой полосочкой горчицы на корочке. Одну я уже съел. А всего их было пять. Сегодня это число продолжало оставаться для меня счастливым.