— И вообще я имею право на все!

— И на золото?

— Какое золото? — Пан Охимчик насторожился, точно лис, почуявший запах охотника.

— То, которое князь Богуслав Камушевский на болотах потерял.

— А, проклятый клад… — Юзеф засмеялся, будто бы услышал донельзя забавную шутку. Смех у него был неприятный, похожий на кашель чахоточного больного, и Аполлон Бенедиктович испытал сильное желание пересесть подальше, чтобы не заразится этим смехом-кашлем.

— Хотите сказать, что его не существует? Еще одна сказочная история?

— Отчего же, существует, однако ж найти его не возможно.

— Проклятье?

— Да Господь с вами, какое проклятье, все гораздо банальнее. — Юзеф, засунув руки в карманы жилета, насмешливо поглядел на Палевича, словно на неразумного мальчишку, который, начитавшись дешевых романов, рвется искать пиратский клад. — Вы представляете, какие здесь места? Болота и леса, леса и болота. Тысячу лет можно землю рыть без всякого толку. А вообще история интересная, если вам любопытно, могу рассказать.

— Буду благодарен.

— Это скорее мне вас благодарить следует, не часто встретишь благодарного слушателя. Впрочем, вернемся к кладу. Его существование не подлежит сомнению, остались документы, большей частью записи в церковной книге. Знаете сей милый обычай записывать все, что происходит вокруг, хотя должно́ регистрировать лишь рождения, браки и смерть. Именно благодаря чужому любопытству имеем полный список пропавших вещей, надо сказать, список весьма и весьма внушительный, один черный лотос стоит баснословных денег.

— Что за лотос?

— Брошь в виде цветка лотоса, украшенная черными алмазами, изготовлена по личному эскизу прадеда Богуслава, пожелавшего сделать супруге необычный подарок. Алмазы подбирали пять лет!

— Впечатляет.

— О, да, согласен, Камушевские всегда умели швырять деньги на ветер. — Пробормотал Юзеф. — Там кроме этой броши много еще добра было. Богуслав забрал из дому все более-менее ценные вещи.

— Но для чего? — Гипотеза Федора о том, что князь хотел умилостивить оборотня, критики не выдерживала, кому, как не Богуславу, знать, что оборотня не существует.

— Бежать собирался. Да, да, Богуслав Камушевский, князь и дворянин собирался трусливо укрыться за границей.

— Была причина?

— Была. Он имел неосторожность участвовать в заговоре против короля. А тот, как это часто бывает с заговорами, провалился, и сообщники были казнены. Богуслава предупредили, иначе он разделил бы участь остальных заговорщиков. И поделом!

Ненависть Юзефа Охимчика к давно умершему князю выглядела, по меньшей мере, странно. Аполлону Бенедиктовичу доводилось сталкиваться с людьми душевнобольными, одержимыми некой мыслью, которая полностью овладевала разумом и жизнью человека. Однако поселковый доктор не выглядел сумасшедшим. Впрочем, у каждого человека свои причуды, пускай и такие дикие, как эта ненависть.

— Предатель, вор и убийца не стоит жалости. Его добро, утерянное ныне в болотах, было награблено во время войны, отнято у тех, кто слабее. Не удивительно, что замаранное кровью золото отомстило грабителю. Думаю, Богуслав планировал уехать ненадолго, год-два, измена бы забылась, простилась, король сменился или появились бы другие заговорщики, в общем, он бы вернулся. А золото прятал, чтобы конфискации избежать или просто сохранить на будущее, через границу такой груз не потащишь.

— Ваша осведомленность поражает.

Охимчик, самодовольно усмехнувшись, пояснил.

— Признаться, раньше у меня имелась мысль отыскать клад, вы не поверите, сколько времени я на эту идею угробил. Во всей Российской империи не отыщется человека, который знал бы о жизни Богуслава больше меня. Я изучил все, что можно было изучить, надеясь отыскать зацепку. Он умер на обратном пути, успел спрятать клад, а, значит, золото до сих пор лежит, ждет своего часа… О, эта мысль до сих пор не дает мне покоя, хотя с возрастом я стал разумнее.

— Действительно. — Аполлон Бенедиктович не стал спорить. И в самом деле, чем искать в лесах упрятанный Богуславом Камушевским клад, проще жениться на его прапраправнучке и на правах супруга получить и имущество, и имя.

— Тело князя нашли на дороге, что соединяет Княжий остров с землей. Вы по ней сюда ехали. А, знаете, что интереснее всего?

— Что?

— То, что никто не знает, вывез ли Богуслав золото в лес или же спрятал его на острове.

— А вы как думаете?

Губы Охимчика сложились в любезную улыбку.

— К несчастью, даром провидца не обладаю. Да и стоит ли гоняться за проклятым кладом, если…

Юзеф выразительно замолчал. Аполлон Бенедиктович мысленно возблагодарил Господа за подаренное терпение, которого хватило до конца беседы.

Доминика

Длинный и тяжелый день продолжался. За окном темно, но спать совершенно не хочется. Я уже выспалась, тогда Тимур уговорил лечь, я легла, заснула, а вот теперь, когда наступила ночь, проснулась. Это было неправильно и нелогично, но правильность и логика давным-давно ушли из жизни.

Лежу на кровати под легким одеялом — несмотря на летнюю жару меня трясет, стоит лишь подумать, что могло бы произойти, если бы… Если бы не сумочка. Моя любимая розовая сумочка на длинном ремешке-цепочке, забытая в машине. Тимур вернулся и спас меня. Он снова меня спас, а теперь упорно пытался разобраться в происшествии.

— Итак, давай с самого начала.

— Давай. — Я готова была отвечать на его вопросы столько, сколько понадобится, только бы Салаватов оставался в квартире, с ним спокойнее, в его присутствии Лара не появится, не причинит мне вред.

Салаватов сидит в кресле, вытянув ноги. На коленях — журнал, в руке кружка с чаем, на лбу две вертикальные морщинки.

— Значит, дверь была открыта?

— Была.

— А как ты поняла, что она открыта?

— Нажала на ручку, она и поддалась. Ну, внутрь пошла, как обычно.

— Ты вошла?

— Вошла.

Салаватов нахмурился еще больше, предполагаю, что он сейчас обо мне думает. Сама думаю примерно то же. Дура я, последняя идиотка, следовало бежать прочь и как можно дальше, а не соваться внутрь. С другой стороны, кто мог знать? Никто. И, если бы не сумочка, забытая в машине, Тимур не вернулся бы, а я… Он утверждает, будто я собиралась спрыгнуть с балкона. Не помню. В голове ватный шарик, мятый, перекрученный, и болезненный. Шарик есть, а воспоминаний нет.

— Она была в квартире? — Тимур специально не называет имя, щадит мои нервы, спасибо. Он вообще хороший, он меня спас, а я плохо думала о нем, теперь стыдно.

— Она была в квартире? — Тимур терпеливо повторил вопрос. Я сегодня такая рассеянная, просто жуть.

— Нет. Мне показалось, что в квартире никого не было, я еще решила, что это ты дверь не запер.

— Дальше.

Дальше? А дальше я почти не помню. Кажется, выпила воду и почувствовала запах «Черной магии».

— Какую воду? Из-под крана?

— Нет. На столе бутылка стояла, «Бонаква». Холодная. —