Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не возражал, никто не просился пойти вместе. Да и не получилось бы сейчас — тёплой одежды осталось совсем мало. Изуми нарядилась, усмехаясь про себя: да-а, какое уж тут зеркало? В таком виде любая из них становилась похожей на чучело, даже изысканная Кин.
Она выбралась на улицу и с наслаждением вдохнула воздух, такой приятный после дымного чада пещеры. Кажется, стало теплее? И всё равно, хотелось принести что-то посерьёзнее, чем тонкие ветки. Может, пока погода помягчела, сбегать подальше, проверить соседние поляны на предмет валежника и обломанных сучьев покрупнее? Позавчера был сильный ветер, вдруг повезёт?
Изуми заторопилась, стараясь угадывать под свежевыпавшим снегом натоптанные тропки. Наступишь мимо — увязнешь выше колен!
Она шла внимательно, но бодро. Будешь стоять — замёрзнешь.
Надо же, какие сугробы! Все они вместе взятые, наверное, за всю свою жизнь столько снега не видели, да уж. Хорошо, хоть снегопад стал совсем прозрачным (или как это назвать?) и ветра нет.
Скоро она выдохлась и вынуждена была идти потише. Мало еды — мало сил, против этого не прыгнешь. Изуми вздохнула. Да, еды не осталось. Сегодня Йоко достала последний запас сушёной рыбы. Самой мелкой, умещавшейся на ладони. Спасибо, что вдоль, а не поперёк. Всем досталось по одной рыбёшке. И на дне мешка — ещё четыре штуки. Завтра, считай, не еда будет, а только понюхать. Что делать? После четырёх утопленниц подряд они боялись озера. Может быть, попробовать как-то с краю? Привязаться, чтобы не утонуть? Чем? Если только отрезать лямки у рюкзаков. Выйти для страховки, даже вдвоём, сейчас уже не получалось. Холод не давал.
Здесь девчонки обычно сворачивали направо, а она хотела пойти налево — там меньше хожено, больше шансов… О! А вон и добыча! На противоположном краю прогалины валялось несколько обломков довольно толстых сучьев. Спасибо ветру! Тропинки туда не было, и Изуми проваливалась уже выше колена, бороздя снежную целину и опасаясь потерять в сугробах тряпочные обмотки, которыми были утеплены голени. Она добралась до вожделенной цели, пыхтя и отдуваясь. Отличные дрова! Ветка огромного дерева, сама похожая на молодое дерево, не просто отломилась, она ещё и треснула на несколько частей, и некоторые были как раз такими, какие может протащить с полкилометра по снегу голодная шестнадцатилетняя девушка. Тяжело будет, конечно. Зато потом тепло! Изуми примерилась: как бы половчее схватить кусок валежины — и замерла, согнувшись. За деревьями мелькал рыжий мех! Лиса!!!
Затаив дыхание и стараясь быть как можно незаметнее, она опустилась на четвереньки и поползла по снегу, щурясь, силясь разглядеть за ветками…
Лисёнок был маленький. Ну… не совсем такой крошечный. Подросток, наверное. Хвостик уже не тоненький, а довольно пушистый. Зато мать! Мать была просто великолепная! Крупная белая лисица, настолько ослепительно-белая, что мех её отливал голубым. Странно, конечно, что они были такие разные. Папа рыжий был, наверное? Немного понаблюдав, Изуми пришла к выводу, что лисёнок был девочкой. Что-то такое в движениях…
Взрослая лиса учила мелкую мышковать. Они стояли рядом, вслушиваясь в снег, а потом большая высоко подпрыгивала, как-то так группировалась в верхней точке прыжка и ударяла в снег передними лапами. Обе утыкали морды в снег и некоторое время там копались, после чего большая выжидающе смотрела на маленькую, и та начинала самостоятельную охоту.
Некоторое время у маленькой лисички ничего не получалось. Она торопилась и… суетилась что ли. Большая показывала ещё раз. Снова маленькая. От неподвижного лежания Изуми начала замерзать, но уйти никаких сил не было. Наконец маленькая лисичка словно взяла себя в руки и сосредоточилась, она постаралась всё сделать правильно, подпрыгнула и воткнулась в снег так, что остались торчать только болтающиеся задние лапы и хвост. Лапы забавно задрыгались, отыскивая опору, мелкая охотница извернулась, вытаскивая себя из снежной ямки… Получилось! Во рту у лисёнка была мышь! Точнее, видно было только заднюю часть мыши с растопыренными лапками и тоненьким серым хвостиком. Рыжая мордочка лучилась торжеством.
Голубая лиса села на задние лапы и засмеялась, а потом воскликнула:
— Молодец, Ёсико!
У Изуми перехватило дыхание. Ёсико? Это — Ёсико⁈
Рыжая лисичка тем временем расправилась с мышкой и заскакала вокруг взрослой. Голубая лиса поднялась и отряхнулась, от чего её хвост на мгновение превратился в пышную голубую хризантему, и большими прыжками скрылась за ёлками. Маленькая убежала за ней.
Руки у Изуми разъезжались в снегу. Она боролась с этим снегом, превратившимся вдруг в снежное месиво, пытаясь выбраться на лисью поляну. Горло сжимали спазмы и слёзы. За ёлками оказалась ложбинка, и Изуми провалилась в снег почти по пояс. К тому моменту как она, наконец, выбралась на место подснежной охоты, лис, что называется, и след простыл. Но следы остались! Следы, уходящие в густой заснеженный ельник. Бесполезно же бежать… Разве человек догонит кицунэ? Застрявшие в горле слёзы прорвались хриплыми рыданиями, и Изуми отчаянно закричала:
— Ёсико!!! Ёсико-о-о!!!
Голос застрял в еловой стене, словно в ватной подушке, глухо, глухо…
— Ёсико!!! Отзовись!!!
Сколько она ещё стояла, кричала, звала — Изуми не запомнила. Ельник наполнился сумрачными тенями, расползающимися по снегу густыми синими пятнами. Небо из светло-серого сделалось тёмно-серым, подул ветер — не сильный, но сразу выстудивший последнее тепло из брюк, особенно на коленях, там, где снег подтаял, пока она лежала в сугробе. Теперь штаны скоробились ледяной коркой и совсем не грели. Хуже всего было идти назад. Если честно, идти совсем не хотелось. Хотелось лечь прямо здесь, в снежную постель, под это серое одеяло неба, за которым где-то там остались незнакомые звёзды Новой Земли.
Изуми постояла, понурившись. А как же девчонки? Последняя тёплая одежда, которая осталась — на ней. Она вытерла лицо покрасневшими, скрюченными пальцами, спрятала руки под мышки, стараясь хоть как-то согреться, и побрела назад.
За первыми ёлками, у которых она увидела кицунэ, она чуть не свалилась в сугроб, запнувшись о кусок сломанной ветки. С минуту Изуми разглядывала её с навалившимся отупением. Ветка была хорошая, толстая, почти как нога. И почти такая же длинная. У неё даже были удобные сучки, чтобы схватиться за них и тащить. Приближается ночь. Вся одежда на ней мокрая. Сегодня больше никто не сможет пойти за дровами. Будет холодно.
Изуми стиснула зубы и ухватилась за торчащие сучки.
ДАМА В ГОЛУБОМ
Три часа назад
Ёсико шла сквозь зимний лес, ведомая смутным чувством направления. Кажется, здесь? Нет, вон там, дальше, за теми деревьями мелькало голубое пятно.
Дама сидела на стволе огромного заваленного, но так до конца и не упавшего дерева. То ли ветки запутались в чужих кронах, то ли корни всё ещё продолжали цепляться за жизнь, но мощная сосна продолжала стоять, хоть и накренившись углом — ни к небу, ни к земле. И вот на этой сосне, опираясь ногами об одну из нижних разлапистых веток, сидела дама в голубом. Снежинки вихрем кружились вокруг её непокрытой головы, оседали на нежном шёлке платья, но её, кажется, это нисколько не беспокоило.
Ёсико хотела подойти ближе, но около са́мой сосны сугроб стал таким глубоким, что она побоялась увязнуть и оперлась о ствол. Ноги совсем превратились в ледышки.
— Привет, маленькая лисичка! Я уж думала, никто из вас так и не догадается меня позвать.
Ёсико подумала. Справедливости ради, надо было сказать, что она и сама толком не знала — кого зовёт? Бога или богиню, которые бы помогли ей стать кицунэ, это так, но вот кого именно…
— Ты — Юки-онна*? — она привалилась к стволу, глядя вверх, на складки голубого платья, — Ты очень красивая, очень… Но… Я бы не хотела стать снежной девой.
*Снежная женщина,
сверхъестественный персонаж
японской мифологии
— Меня зовут Эйра, — мягко улыбнулась дама, — И в этом мире я присматриваю за теми, кому суждено менять обличья на жизненном пути.
Ёсико вздохнула, и этот вздох был скорее похож на поскуливание.
— Как же мне стать кицунэ? Помоги мне, я прошу тебя, Эйра.
— Превращение давно началось, лисёнок. Остался последний шаг — почувствовать свою вторую природу. Почувствуй. Обратись.
Ёсико прислушалась