По прибытии в Версаль маркиза с нетерпением ожидала результатов Чёрной мессы, но, увы, мадам Дю Барри всё также была весела и беспечна.

Приближался осенний бал. К этому времени Версаль разбился на два лагеря: приверженцев мадам Помпадур, возглавляемый министрами де Риго, Шуазелем и Ришелье, и приверженцев графини Дю Барри, возглавляемый комендантом Версаля графом де Ноайль. Партия мадам Помпадур повторяла все известные оскорбления, звучавшие ранее в адрес новой фаворитки, начиная с низкого происхождения и заканчивая тем, что она, пребывая в доме мнимого графа Дю Барри, удовлетворяла чуть ли ни каждого знатного парижанина. Сторонники же приводили веские доводы: род Дю Барри имеет английские корни от неких лордов Барри, имевших обширные владения под Глостером, да и во Франции владеющие имениями около Сен-Жермена и Понтуаза. Кстати, подаренные недавно графу и графине Дю Барри самим королём. Но про это обстоятельство партия де Ноайля умалчивала.

* * *

Наконец граф Монморанси появился с графиней Дю Барри на балу, где и произошло её официальное представление королевскому двору. Она повела себя естественно и безупречно, держалась весьма уверенно, словно всю жизнь провела в Версале. Неожиданно во время бала графиня Дю Барри узнала даму, пленницей которой она являлась в таинственном замке под Компьеном. Этой дамой оказалась баронесса Матильда де Обиньи, известная при дворе своей непристойной пагубной страстью к молоденьким девушкам.

Баронесса также узнала в фаворитке короля свою пленницу, придя в неописуемый ужас. Мари-Жанна высокомерно посмотрела на свою мучительницу, давая тем самым понять, что кара за её порок неизбежна. Баронесса де Обиньи сильно побледнела и под предлогом дурноты удалилась с бала.

На следующий день графиня Дю Барри получила записку и подарок: шкатулку, наполненную драгоценными камнями, как дар за молчание. Поразмыслив, Мари-Жанна не стала сводить счёты с баронессой, ей не хотелось, чтобы ещё один скандал всколыхнул почти утихшие страсти Версаля.

* * *

Почти сразу же после официального представления графиня попросила королевской милости для своей престарелой матушки. И той предоставили достойное содержание в монастыре Святой Женевьевы, где монахини стали называть её не иначе как мадам де Монранбэ.

* * *

Графиня прекрасно знала о том, что рассказывали о ней в Версале, особенно преуспевал министр, герцог Шуазель. Он лично распевал непристойные куплеты в узком кругу друзей, аккомпанируя на клавесине. Мари-Жанна, не выдержав подобных унижений, бросилась в ноги королю и обо всём рассказала. После этого судьба министра была предрешена, его отставка и ссылка стали лишь делом времени.

Вскоре мадам Дю Барри была приглашена на свадьбу герцога де Шартр, где все присутствующие отметили её изысканное платье, бриллианты и безупречное поведение. Особенно в комплементах преуспел герцог Анри Сеймур. В Версале даже начали подшучивать над его страстью к Дю Барри. Но более никто не осмеливался идти на открытый конфликт с новой фавориткой.

Барон Ла Шемэ решил не только упрочить положение графини Дю Барри в Версале, но и отбелить её репутацию. Для этого он нашёл некую осуждённую женщину, которую обвиняли в убийстве новорожденного, на самом же деле несчастная родила уже мёртвого младенца, но, увы, подтвердить это никто не мог.

Мушкетер Мандевиль, охранявший осуждённых, посоветовал обратиться женщине к всесильной мадам Дю Барри, фаворитке короля. Та с радостью согласилась, но, увы, была неграмотна. Поэтому мушкетёр лично направился Версаль, дабы передать прошение госпоже Дю Барри. Ла Шемэ предпринял все меры, чтобы сия бумага попала в руки фаворитки как можно скорее. Почитав бумагу, графиня пришла в негодование, тотчас написав письмо канцлеру:

«Господин канцлер!

Я ничего не смыслю в ваших законах, но считаю их несправедливыми и варварскими. Они противоречат здравому рассудку и гуманности, потому что приговаривают бедную женщину, только зато, что она родила мёртвого ребёнка, не заявив об этом полиции. Как видно из обвиняемого акта, который мне доставил некто мушкетёр Мандевиль, женщина осуждена только за то, что не знала закона и не справилась о нём своевременно из-за постигшего её горя. Я предоставляю это дело суду вашей совести, по моему же разумению, эта несчастная заслуживает жалости и снисхождения. Я прошу у вас помилования, если не полного, то хотя бы смягчения участи несчастной.

Графиня Дю Барри».

Господин Мандевиль сам отнёс письмо графини канцлеру и тот приказал отложить исполнение приговора. Весть об этом тут же облетела Версаль и Париж. Аристократы и простые горожане взглянули на фаворитку другими глазами.

* * *

Маркиза Помпадур поняла, что проиграла молодой, напористой и развращённой куртизанке и удалилась в своё поместье в Сен-Дени. С каждым днём она чувствовала себя всё хуже.

Единственное развлечение, которое позволяла себе маркиза в таком положении – это переписка с графом де Лаваль. В одном из писем она писала бывшему любовнику:

«…Мне жаль, Кристиан, что мои надежды на Чёрную мессу не оправдались. Я задаю себе один и тот же вопрос: неужели и Дьявол отвернулся от меня? Хотя это кажется мне странным… Возможно я воспринимала мессу как театральное действо, не до конца поверив в её силу. И, увы, сила моей веры была не достаточной, чтобы сотворить тайну чёрного обряда. Если «Он» не принял меня, отчего тогда помогает мадам Дю Барри? Оттого, что она более достойна «Его» покровительства? Может быть, я была не достаточно развращена и не достаточно духовно пала на тот момент? Но ведь помог «Он» осуществиться мечтам мадам Монвуазен, которая получила во владение замок дю Плесси и титул баронессы… По словам доктора, который был предельно откровенным: мне осталось жить не более года при соответствующем уходе. Прошу тебя, Кристиан, вспомни дни нашей молодости, не дай мне умереть в одиночестве!»

Спустя год маркиза Помпадур умерла, около её смертного одра присутствовал только граф де Лаваль.

Версаль продолжал жить привычной жизнью, предаваясь роскоши и всепоглощающей любви. Людовик недолго скорбел, получив известие о смерти маркизы Помпадур. Графиня Дю Барри быстро отвлекла изощрёнными умелыми ласками венценосного любовника от скорбных мыслей.

Она затеяла представление в античном стиле, где собиралась появиться перед королём и его свитой в весьма пикантном виде. Представление планировалось разыграть в одном из павильонов Версаля. Графиня Дю Барри изображала Бахуса, бога вина, её ноги были почти обнажены, грудь слегка скрывала прозрачная туника, а спина и вовсе открывалась на всеобщее обозрение.

Молодые придворные дамы согласившиеся принять участие в этом представлении, предстали перед мужскими взглядами как Наяды и Купидоны, но в более скромных нарядах. Чаровницы пели и аккомпанировали себе на различных музыкальных инструментах.