Я увидела кое-что новое в глазах 901-ого, когда он посмотрел на меня, стоя на коленях: застенчивость.

Это было, безусловно, самое прекрасное его выражение лица, которое я когда-либо видела.

Отступив назад, я протянула руку. 901-ый поднялся на ноги. Он колебался, глядя на нее. Я оставалась непреклонной. Наконец, после нескольких долгих секунд, он вложил свою руку в мою. Протянув другую ему за спину, я повернула ручку душа и выключила воду.

Подвела его к небольшой стопке изношенных, выцветших полотенец. Отпустив его руку, я взяла два. Протянула ему одно, 901-ый быстро вытер воду. Я сделала то же самое. Провела им по своим мокрым волосам, разделяя густые пряди пальцами. Когда я уронила полотенце, то же самое сделал и 901-ый.

Я снова взяла его за руку и подвела к кровати. Я села первой, 901-ый быстро последовал за мной. Наши руки оставались сцепленными, лежа на матрасе между нами, пока я не легла. 901-ый сделал то же самое. Я повернулась к нему лицом.

Теперь, когда он был чистым, швы, удерживающие его раны закрытыми, были более заметны на коже. Укол пронзил мой живот, когда я посмотрела на большую рану на его груди и новый порез на лице. По какой-то причине мужчина со шрамами из моих снов промелькнул у меня в голове. Я всегда думала, что он мне мерещится. Но что-то в том, как 901-ый наблюдал за мной, был здесь для меня, открытый и грубый, заставило меня признаться:

— Иногда я вижу мужчину в своей голове. — Мои брови поползли вниз, когда я попыталась удержать в памяти образ его лица. — Я не знаю, кто он, но думаю, что он из моего прошлого. — Я прикрыла сердце рукой и продолжила. — Я чувствую, что он был кем-то особенным для меня. Но я не знаю… Не могу вспомнить, кто он.

Сглотнув, я спросила:

— У тебя есть какие-нибудь воспоминания? Ты чемпион, и был им долгое время. Майя говорила мне, что с меньшей дозой наркоты, которые мы получаем, мои воспоминания начнут возвращаться, но пока их все еще нет.

— Майя? — спросил 901-ый.

Я осознала свою ошибку, но при этом доверяла 901-ому достаточно, чтобы пояснить:

— Моя чири. Ее зовут Майя.

Его глаза расширились.

— Ты говоришь с ней, называя ее по имени?

Я кивнула.

— Она больше, чем просто число. — Я глубоко вздохнула. — Мужчина из моих мыслей говорил мне, что я больше, чем просто число.

— Так и есть, — сказал 901-ый, и я услышала резкость в его заявлении. — Так и есть, — повторил он снова. — Я ни о чем таком не думал до недавнего времени. Ты права. Меня не накачивают тяжелыми наркотиками в течение многих лет, но с тех пор мое мышление не изменилось. Я все тот же, кем и был до этого. — Он пропустил упавшую прядь моих волос между пальцами. — Я не думал ни о чем, кроме как о победе в яме. О мужчине, который однажды убьет меня. Тот, кто отнимет у меня чемпионство и освободит меня из этого ада. От контроля Господина.

— А сейчас?

— Сейчас, — начал он, но вскоре замолчал. Он был молчалив мгновение, затем его щеки покрыл красный румянец. — Сейчас я задумываюсь о многих вещах. Почему мы здесь? Что я хочу быть свободным…

Он вздохнул и поднес мои волосы к своему носу, вдохнул запах, отпустил прядь, а затем закончил:

— И о тебе. Я думаю о тебе. Я не хотел этого, но это происходит. Теперь я не борюсь с этими мыслями.

— Почему? — прошептала я.

На этот раз он положил руку на сердце и ответил:

— Ты заставила меня чувствовать. Здесь. Ты заставила меня хотеть то, чего я никогда не позволял себе хотеть. Ты заставила меня хотеть бороться за выживание, а не за гордость. Я больше не хочу умереть воином на песке ямы. Теперь я вообще не хочу умирать.

Я задержала дыхание и выдохнула только тогда, когда он сказал:

— Ты заставляешь меня хотеть жить.

Я придвинулась ближе, пока мое лицо не зависло над лицом 901-ого. Он сразу же сфокусировался на моих губах.

— Krasivaya? — спросил он, используя слово «красивая» вместо моего номера.

Я убрала влажные волосы с его головы.

— Тебя никогда не целовали. И хотя меня целовали много раз, возможно, множество мужчин, я же никогда не целовала их по своему желанию. Господин крадет мои поцелуи. — 901-ый повернулся на спину. Его кожа все еще была влажной после душа. — Может показаться, что в этом отношении я опытнее тебя, но это не так.

— Я знаю, — согласился 901-ый и стал ждать моих дальнейших действий.

Мое сердце бешено колотилось, когда я облизнула губы, а затем, не давая себе возможности обдумать свои действия, опустила рот, пока не прижалась губами к его губам.

901-ый напрягся подо мной. Я замерла, думая, что зашла слишком далеко, но его рука скользнула в мои волосы, и он притянул меня еще ближе. Я поняла, что он тоже этого хотел. Наши губы двигались медленно и застенчиво, но по прошествии нескольких секунд 901-ый углубил поцелуй. И это не было похоже ни на что, что я чувствовала раньше. Там, где Господин был груб и жесток, 901-ый был нежным и заботливым. При этом противоречивым: мягкий и добрый, но собственнический и, безусловно, берущий то, что хотел.

Я застонала ему в губы, и когда мы оторвались друг от друга, то оба тяжело дышали. Я ничего не сказала, как и 901-ый.

Взглянув вниз, я увидела, что моя рука легла ему на грудь. Его кожа была теплой. Я видела, что он затвердел от моего прикосновения. Вынужденная исследовать его по собственной воле, я позволила своей руке скользнуть вниз по его животу и почувствовала его покрытую шрамами кожу. 901-ый зашипел, когда моя рука двинулась к его твердой длине. Его рука внезапно накрыла мою, и мои глаза встретились с его.

— Не надо, — тихо сказал он, отведя взгляд.

Я поменяла положение головы, пока его лицо не повернулось обратно к моему. Прежде чем я задала вопрос, он ответил:

— Наркотики заставляют тебя нуждаться в моем освобождении. Господин берет тебя, когда захочет. — Он покачал головой. — Я не хочу, чтобы ты это делала против своего