Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И что мы будем с ними делать?
Сергей посмотрел на «Ланифер». Яхта покачивалась посреди бухточки, на бочке. На палубе сидел, свесив ноги за борт, Тиррей — в брезентовой мешковатой, размера на четыре больше, штормовке. Дзирты видно не было — надо полагать, она в каюте, подгоняет на себя пару футболок, юбку и спортивные штаны, которые Казаков собрал для неё у женской части населения Бесова Носа.
— Лучше всего, конечно, запереть в каюте и не выпускать. но ведь взбунтуются!
— Я бы тоже взбунтовался. — согласился Казаков. — Им и так досталось на Фарватере, а тут — сиди у самого берега, а ступить не смей! Тут кто хочешь волком завоет… рано или поздно.
Сергей прищурился — в иллюминаторе каюты мелькнула женская головка с распущенными волосами. Или это ему только показалось?
— С мальчишкой особых проблем не будет. Я тут прикинул — объявлю его своим дальним родственником, приехавшим из Бразилии — скажем, родители ещё в 90-х эмигрировали, а он родился уже там.
Толково… — Казаков задумался, потом щёлкнул пальцами. — Можно даже лучше сделать: не родители его уехали из России, а скажем, бабка с делом, ещё перед войной…
— Молод слишком… — Сергей с сомнением посмотрел на Тиррея. Мальчишка беззаботно болтал над водой босыми ногами, не подозревая, что в этот самый момент для его сочиняют биографию. Хотя — твоим родителям перед войной сколько было?
— Отцу двадцать три года, матери — девятнадцать. — Казаков вздохнул. — Я у них был поздний ребёнок…
— Всё равно, многовато. Пусть лучше прадед с прабабкой — так в самый раз будет.
— Можно и так. Тут суть в чём — скажем, что они оба были эсперантистами — в СССР ещё после революции эту тему раскручивали. Я где-то читал, что сам Троцкий настоял, чтобы эсперанто изучали в Красной Армии — там его преподавали перед походом на Польшу. Позже, в середине двадцатых годов, объявили эсперанто будущим языком мирового пролетариата — изучали его в вузах, создали Всесоюзное общество эсперантистов, даже школах ввели, для дополнительного обучения. А в середине тридцатых вдруг объявили руководство общества немецкими шпионами и взяли всех поголовно к ногтю.
— Ясно. — Сергей кивнул. — А прадед с прабабкой, значит, сумели вовремя сбежать?
— Да, в Бразилию, как ты и говорил. Там и сейчас одно из самых крупных сообществ эсперантистов в мире. Скажем, что предки Тиррея поселились в отдалённой общине, и парнишка, как и его родители, с детства говорил исключительно на эсперанто. Как тебе вариант?
— Хм-м… — Сергей задумался. — А что, пожалуй, толково. Только не явился бы сюда какой-нибудь знаток — всю легенду нам поломает!
— Это вряд ли. Эсперантистов на всю Россию меньше тысячи душ, вероятность сам можешь подсчитать.
Сергей хлопнул ладонью по колену.
— Решено, так и сделаем! заодно, и Дзирту объявим его старшей сестрой. Это даже хорошо, что они оба не говорят по-русски — запросто могли бы сболтнуть чего не надо!
— Кстати, с девчонкой надо поговорить. — заметил Казаков. — И не как тогда, на «Квадранте», а по-взрослому — не торопясь, вдумчиво, основательно. Здесь, чай, не Зурбаган, дяди-адмирала нет, расколется, как миленькая!
Сергей недовольно скривился.
— Ты того… не перегибай, а? Она всё же меня спасла, не забывай! Если бы не яхта — он кивнул на «Ланифер» — валяться бы мне на пирсе в Зурбагане с дыркой в башке. Или парился бы в тамошнем СИЗО — это если бы повезло и полиция подоспела вовремя…
— А ты уверен? — сощурился Казаков. — Где гарантия, что не она разыграла весь этот спектакль, чтобы войти к нам в доверие?
Сергей едва не поперхнулся от возмущения.
— Ну, знаешь, это уже паранойя! Ну, предположим, вошла она в доверие — и что она будет с ним делать здесь, на Земле, одна, без сторонников, даже без языка? Нож мне в бок воткнёт? Так она и раньше могла….
Казаков иронически хмыкнул.
— Если ты параноик, это не значит, что за тобой не следят. А если серьёзно — то тем более, надо поговорить с ней по душам. Послушаем, что она скажет — вот тогда и сделаем выводы. И, в особенности, насчёт того случая с канонеркой — очень мне интересно, как она его объяснит…
— Да я разве против? — Сергей пожал плечами. — Просто говорю, что надо с ней поделикатнее, что ли… Я что предлагаю: стол накроем, пригласим её. Водки нальём, коньячок опять же… Посидим отметим наше спасение — глядишь, она и разговорится?
— Ну… можно, конечно, и так. — Казаков, судя по скептической мине, не вполне согласился с другом, но предпочёл не спорить. — Только пацана куда девать, подумал?
— А что тут думать? Сперва с нами посидит, поужинает-а как дело пойдёт к серьёзному разговору, отправим погулять. Тут есть дети — познакомятся, поиграют… Они целыми днями мячик пинают на пустыре — вот пускай и присоединится. В Зурбагане, насколько я успел заметить, о футболе понятия не имеют, будет, что рассказать сверстникам, когда вернётся.
— Если вернётся — многозначительно добавил Казаков. — И он, и