Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, я останусь в этом доме, – железным голосом сказала Наташа, – и мне все равно, что здесь пахнет пожаром и еще сырые стены!
– Как знаешь. Я поехал на работу. Вечером пойду на собрание.
– А можно я тоже пойду на собрание? – попросилась Наташа. – Мне скучно одной. Тетя вон все что-то моет, стирает, перебирает. Гулять одна боюсь. Можно я с тобой?
– Да? Там же гвалт будет, разнервничаешься.
– Нет, что ты!
– Ну ладно.
Наташа еле дождалась вечера. На улицу она уже почти не ходила. К тому же вид родного дома, стоявшего с почерневшими окнами луневской квартиры, серыми в копоти стенами, скользкими ступеньками и входной дверью, висевшей на одной петле, приводил Наташу в смятение и ужас. Ей казалось, что вся жизнь, как и этот дом, пошла прахом. «Конечно, надо было бороться! Сергей прав. И тетя права. Они не имеют права. Такой красивый дом, и все мы так давно здесь живем. А они явились ниоткуда, звать никак и командуют! Нет, надо бороться!» – подумала она и почувствовала, как в груди растет гнев, чувство вины и страх, что ее обвинят в предательстве. «Господи, но что же надо было делать?!» – спрашивала она себя, наблюдая за соседями.
Собрались, как обычно, в комнате домоуправления. Наташу обнимали соседки, охали, произносили «ну дай-то бог!» и «уж совсем скоро!». Она ужасно обрадовалась такому вниманию. Наконец все расселись, слово взял Антошин, который говорил долго, горячо, призывал не сдаваться. Объяснял их права, ссылался на документ, раздал распечатанные листы письма, которые они должные отправить в Администрацию Президента.
– А где ответ из мэрии? Получили уже? – спросил кто-то с места. – Что-то долго, так нас за Можай загонят!
– Нет, – покраснел Сергей, – но мы обязательно потребуем ответ.
Наташе стало жалко мужа – он сейчас попал под гнев соседей, которые волновались за судьбу своих квартир.
– Можно мне выступить! – вдруг сказала она. – Я только хочу добавить… Поддержать…
Ее пропустили вперед. Антошин предложил ей стул, но она отказалась.
– Дорогие соседи, я так соскучилась! Я так давно вас не видела! И я так рада, что мы вместе боремся, – начала она и обвела всех взглядом. То, что она увидела, было очень печально. Перед ней сидели уже измученные противостоянием люди. Люди, которые не только пытались как-то заработать на жизнь, приноровиться к новым условиям, люди, которые порой еле-еле сводили концы с концами. «А вот ведь ужас будет, когда они поймут, что проиграли. А они проиграют. Потому что они честные и не знают правил игры, в которую ввязались!» – подумала Наташа и произнесла:
– У меня есть новости. Они плохие только на первый взгляд. Если же вдуматься и посмотреть правде в лицо, они – единственный наш выход из создавшейся ситуации.
Народ зашумел, но Наташа подняла руку и продолжила:
– Нам всем выделят квартиры в Центральном округе. Никто не поедет в Раменки. Никто не потеряет в метрах. Никто не потеряет в цене. Но все это будет именно так при одном условии. Если мы спокойно освободим этот дом. Если мы прекратим противостояние.
Тишина, повисшая в комнате, могла напугать – после такой тишины начинается буря и тебя разрывает на мелкие клочки.
– Вот как?! Ну эта семейка времени даром не теряла. Пока муж тут нам голову морочил, жена по инстанциям бегала. И ведь выбегала!
– Стыдно! Как можно! Получается, что все зря! А Лунев?! Он же чуть не сгорел?
– Врут! Они все врут! Эти чиновники все врут! А вы им поверили!
Тишину сменил гвалт.
– Наташа, что это такое?! Ты можешь мне объяснить? – Антошин встал рядом с ней.
– Потом, потом все объясню. Дома. Не устраивай сейчас сцен. Тут и так полно желающих это сделать. Вон, погляди! – Наташа указала на даму, которая демонстративно рвала документы, которые раздавал Сергей.
– Одну минуточку! – Наташа повысила голос, и ей удалось заставить всех замолчать, – Вы можете думать что хотите. И говорить, что вам заблагорассудится. Но надо посмотреть в лицо здравому смыслу. А он заключается в том, что время идет. И оно работает на ту сторону. Пока вы тут заседаете, дом уже почти признали аварийным. Как только это произойдет, с вами никто нигде не будет иметь дела. Вам представят ордера, и если вы сами не уедете, они просто ваши вещи вынесут на улицу и начнут ломать дом. Понимаете? Дом не нужен этим людям. Нужна земля. Сломать и построить дешевле, чем отремонтировать. И поэтому вас используют именно для этого.
– А если согласимся?
– Если вы согласитесь – вы обезоружите их. С одной стороны, вы получите жилье в центре, а с другой стороны, не дадите бандитам снести дом. Его сложно будет признать аварийным. Рушить просто так дом никто не даст. Своим согласием на переезд вы свяжете им руки.
– А если они врут? Если нет никаких квартир для нас?
– Я согласна, надо быть осторожными. Поэтому я предлагаю в ближайшие дни заняться этим вопросом – записаться на прием в соответствующую инстанцию. Кстати, курирует этот вопрос некий Чащин Владислав Игоревич. Именно он обещал всем нам квартиры в обмен на соблюдение спокойствия при разрешении конфликта.
– Так это же не мы начали! Вот наглецы Можно подумать, мы квартиры поджигали! – закричал кто-то из задних рядов, но на него зашикали.
– Правильно, не мы. И у нас есть еще возможность привлечь к ответственности тех, кто это сделал. И мы должны будем особенно проследить за судьбой Ивана Тимофеевича Лунева. Он человек одинокий, надо быть бдительными. Мы им не дадим нас обмануть. Так что давайте прямо завтра займемся этим вопросом. В конце концов, хочется уже жить нормально! И если уж так получилось, постараемся выйти с наименьшими потерями.
Наташа продиктовала номер Чащина, который очень просил никому больше его не давать, попрощалась со всеми и вышла из домоуправления.
– Что это было? Может, объяснишь? – холодно спросил Антошин.
– Я не готова жить в Раменках, Строгине и прочих Кузьминках, – заявила Наташа. – Не потому, что я такая капризная. А потому, что для меня мой дом – это большая ценность. Которую надо сохранить. В противостоянии никогда и ничего сберечь нельзя. Это во-первых. Во-вторых, квартира в центре стоит гораздо больше, чем на окраине. Поэтому квартира в центре – это капитал. И, самое главное, он может быть стартовым капиталом…
– …Вы понимаете, тогда были такие сложные и страшные времена, что надо было действовать не упрямо, а гибко. Нужно было просчитывать свои ходы.
– О, это грандиозная история! Вы – герой! – Донелли с уважением посмотрел на Северцеву. Он не все понял, какие-то тонкости ускользнули от него, но он понял главное: эта женщина умна и может отказаться от очевидных, но не всегда правильных решений. А еще она предпочитала разумный риск.
– Я знала, что вы поймете меня. Я знала, что поймете, как мне дорог этот отель. Ведь чтобы его приобрести, мне пришлось продать квартиру, взять кредит. Впрочем, если бы родственники не помогли, может, ничего бы и не получилось.