– Правда? – Почему это его удивляет? Ей всего тридцать три, и детей она любит. И если уж на то пошло, он тоже – вот в чем было страшнее признаться…

Морган перевернула страницу.

– Айви Мелисса Бароне, тридцать шесть лет, сведений о местах работы нет. Что интересно: у Айви нет водительского удостоверения штата Нью-Йорк.

– По состоянию здоровья? – Во время беседы с ней Ланс не заметил никаких видимых нарушений.

– У нее шестеро детей, так что дело не в здоровье. Вынашивание детей и роды – занятие не для слабых. – Палец Морган скользил по бумаге. – Она мало где отметилась. Свидетельство о рождении, номер социального страхования, свидетельство о браке, свидетельства о рождении на шестерых детей – вот и все, что на нее есть. Автомобилями и недвижимостью не владеет.

– Работы нет, машину не водит, живет на приличном расстоянии от города. Значит, нечасто она из дома выбирается.

– Старшей дочери восемнадцать, и у нее тоже нет прав.

– А вот у Робби есть, – отметил Ланс, – хотя ему только шестнадцать.

– Точно. Причем если Робби ходит в школу в Скарлет-Фоллз, то все девочки на домашнем обучении. – Морган сдвинула брови, и над переносицей у нее проступила складка, свидетельствующая об интенсивной умственной работе.

– Обучение на дому набирает популярность.

– Это так, но в данном случае больше похоже на то, что Дуэйн ограждает своих женщин от контактов с внешним миром.

Ланс согласился. Впечатление, которое складывалось об этой семейке, ему определенно не нравилось.

– Дуэйну Дэвиду Бароне пятьдесят лет, – продолжала Морган. – Уже двадцать пять лет работает в «Маркер Констракшн». Должность указана как прораб. Дом записан на его имя, на него же приходят и счета за кабельное телевидение и коммунальные услуги. Ипотеку не брал. Хозяйство функционирует в том числе и как ферма, приносящая небольшой доход. Долгов по налогам нет.

– Словом, зацепиться не за что?

– Ага, – посмотрела на него Морган. – За исключением того, что на него очень мало информации. Да, и еще: ни у одного из членов семьи нет ни одной кредитной карты.

– Очень необычно, – задумался Ланс. – Миссис Бароне страшно переживала из-за того, что муж может застать меня у их дома.

– Возможно, бытовое насилие? – предположила Морган.

Ланс кивнул:

– По моим ощущениям, она была напугана.

– Не зафиксировано ни одного факта домашнего насилия, не было ни арестов, ни судебных запретов, – размышляла Морган. – Но то, что никто никогда не заявлял о преступлении, еще не значит, что их не было. Многие жертвы насилия в семье настолько запуганы, что не рискуют обращаться в полицию.

Ланс свернул на подъездную дорожку. «Тойота» Робби была припаркована прямо у дома, а в тени амбара стоял видавший виды, но находившийся в отличном состоянии «Форд Бронко». Капот был открыт, и в моторе ковырялся какой-то мужчина. Овчарки залились бешеным лаем, и он разогнулся и отошел от машины.

Неужели это и есть отец Робби?!

Ланс на глаз прикинул его рост и вес: два метра, сто десять килограммов. Вторым именем Дуэйна должно быть не Дэвид, а Скала! Он сделал несколько шагов в сторону – почти армейская выправка, тело не напряжено, но готово действовать.

– Нет данных о службе Дуэйна в армии? – Ланс аккуратно объехал выбоину на посыпанной гравием дорожке.

– Нет. – Морган сверилась с папкой.

Ланс остановил свой джип рядом с «Фордом» и вышел из машины.

– Здравствуйте! – поприветствовал он.

– Чем могу помочь? – В одной руке Дуэйн держал динамометрический ключ, весь его серый рабочий комбинезон покрывали пятна смазки, а бритая голова блестела на солнце. Он положил ключ в ящик с инструментами, стоявший у ног, вытащил из заднего кармана комбинезона платок и вытер им руки. Интересный экземпляр этот Бароне, хоть и чумазый…

– Вот. – Ланс достал из кармана визитку, а Морган тем временем представилась.

– Я представляю интересы Ника Забровски, – пояснила она.

Дуэйн пожал им руки.

– Так чем могу быть полезен?

– Мне хотелось бы задать несколько вопросов вашему сыну Робби, – сказала Морган.

– Зачем? – Глаза Дуэйна подозрительно сузились.

– Я провожу опрос всех ребят, кто был на вечеринке у озера в четверг вечером, – улыбнулась Морган.

– Он уже общался с полицией. – Дуэйн перенес свой вес на пятки и скрестил ручищи на груди.

– Верно, – кивнула она. – Мы знаем. Но мне необходимо поговорить со всеми, кто имеет отношение к делу, чтобы доказать невиновность Ника.

– А вот полиция считает, что он виновен, – возразил Дуэйн.

Лансу показалось, что, когда тот произносил слово «полиция», он уловил легкую нотку недоверия.

– Они ошибаются, – кивнула Морган.

– Их, похоже, мало заботит, что они взяли не того человека, – сделал свой ход Ланс.

Дуэйн и бровью не повел в ответ, хотя его почти незаметный кивок сопровождался искоркой раздражения.

– Робби здесь? – Морган перевела взгляд на дом.

– Да. Подозреваю, что если не позволить вам поговорить с ним, вы пришлете повестку? – Еще кое-что интересное о Дуэйне Бароне: он имеет представление о юриспруденции!

– Верно. У меня не будет выбора. Моя работа заключается в том, чтобы обеспечить Нику наилучшую защиту. – Морган не сказала, что если у Робби сейчас будет что рассказать по существу дела, она официально допросит его.

– Я приведу его. Ждите здесь, – сухо распорядился Дуэйн и солидной походкой проследовал в дом.

– Сдается мне, внутрь нас не пригласят, – предположил Ланс. Он не отказался бы понаблюдать, как общаются между собой члены семьи, да и посмотреть, как и что у них дома, тоже не мешало.

– Ясное дело, – согласилась Морган.

Через пару минут Дуэйн вернулся в сопровождении Робби. Тот следовал за отцом, ссутулившись и низко склонив голову, что служило красноречивой характеристикой их взаимоотношений. Дуэйн встал рядом с парнем, накрыв своей громадной ладонью все его плечо – под отцовской рукой, которую иной подросток воспринимал как надежную защиту, Робби имел довольно забитый вид.

– Привет, Робби! – Морган представилась сама и представила Ланса. – Я представляю интересы Ника.

– Я знаю, кто вы, – промямлил Робби.

– Следи за своими манерами! – Дуэйн сжал плечо сына, и тот болезненно поморщился.

– Мне нужно задать тебе несколько вопросов, – мягко произнесла Морган.

Робби поднял глаза: в них не было ни следа самоуверенности, лишь покорность и обреченность.

– Хорошо, мэм.