Мастон, Бломсбери-брат и Мерчисон, не думая об опасности, заняли места в подводной воздушной камере; капитан стал на мостике корвета для наблюдения за спасательными операциями, готовый при первом же сигнале застопорить или отдать цепи. Винт корвета выключили, все машины переключили на лебедку, которая должна была в случае необходимости поднять камеру на борт.

Спуск камеры начался в 1 час 25 минут дня; под тяжестью наполненных водой резервуаров камера погрузилась в воду. Теперь весь экипаж корвета был в равной мере обеспокоен как участью спасаемых, так и судьбой спасителей. Что касается последних, то они, совершенно забыв о себе, прильнули к окнам камеры, внимательно вглядываясь в толщу окружавшей их воды.

Спуск совершился быстро. В 2 часа 17 минут Мастон и его два спутника достигли дна Тихого океана. Но они ничего не увидели, кроме бесплодной пустыни, не оживляемой никакими признаками морской флоры или фауны. Свет ламп, снабженных сильными рефлекторами, позволял вести наблюдения на значительном пространстве. Снаряда нигде не было видно.

Невозможно передать нетерпение отважных водолазов. Камера имела электрическое сообщение с корветом. Подали условный сигнал, чтобы «Сускеганна» переместила камеру, отстоявшую на несколько метров от самого дна океана, на милю дальше.

Водолазы обследовали подводную равнину, то и дело поддаваясь зрительным иллюзиям и тотчас же разочаровываясь. Они принимали за снаряд то подводную скалу, то какую-нибудь неровность дна.

— Где же они? Где они? — восклицал Мастон.

Бедняга громко призывал Николя, Барбикена, Ардана, как будто его злополучные друзья могли услышать и ответить ему сквозь непроницаемую толщу воды.

Поиски продолжались до тех пор, пока в камере не вышел весь кислород. Когда дышать стало трудно, водолазам пришлось возвратиться на поверхность.

Они начали подниматься около шести часов вечера, а на палубу корвета взошли только около полуночи.

— До завтра! — сказал Мастон, едва успев ступить на палубу.

— Да, до завтра, — ответил капитан Бломсбери.

— Будем искать в другом месте.

— Хорошо.

Мастон по-прежнему не сомневался в успехе, но его товарищи после первых часов воодушевления и надежд поняли всю трудность задуманного предприятия. То, что казалось таким легким и возможным в Сан-Франциско, здесь — в открытом океане — представлялось почти неосуществимым.

Шансы на успех с каждой минутой таяли, и приходилось рассчитывать только на волю слепого случая.

На следующий день 24 декабря, несмотря на вчерашнюю усталость, розыски возобновились. Корвет переместился на несколько минут к западу, и наполненный воздухом воздушный колокол вместе с водолазами снова погрузился в океан.

Снова целый день прошел в бесплодных поисках. Морское дно было пустынно. В таких же тщетных розысках прошли дни 25 и 26 декабря.

Подумать только, злополучные узники снаряда были заключены в нем уже двадцать шесть дней… Может быть, как раз в эти минуты они переживали первые приступы удушья, если только они уцелели и выдержали страшный удар при падении? Вместе с воздухом их покидали и мужество и душевные силы!

— Воздух — допускаю, — неизменно отвечал на подобные догадки Мастон, — но мужество их не оставит никогда!

28 декабря, после новых двухдневных поисков, никакой надежды на спасение друзей уже не оставалось. В неизмеримой бездне океана снаряд был ничтожной песчинкой. Приходилось отказаться от бессмысленных розысков.

Но Мастон и слышать не хотел о возвращении. Он отказывался тронуться с места, прежде чем не найдет хотя бы могилы своих друзей. Капитан Бломсбери, однако, уже не мог задерживаться дольше и, несмотря на вопли и протесты секретаря «Пушечного клуба», отдал приказ готовиться к отплытию.

29 декабря, в девять часов утра, «Сускеганна», держа курс на северо-восток, снова двинулась к бухте Сан-Франциско.

Было десять часов утра. Корвет удалялся с небольшой скоростью, словно с сожалением покидая место катастрофы. Вдруг матрос, наблюдавший с брам-стеньги море, крикнул:

— На траверсе под ветром буй!

Все офицеры схватились за подзорные трубы. Они разглядели в указанном направлении предмет, с виду похожий на бакен, служащий для указания фарватера в гаванях и на реках. Но, как это ни странно, на конической верхушке этого бакена, выступавшего на пять-шесть футов над водой, развевался по ветру флаг. В солнечных лучах буй сверкал точно выплавленный из серебра.

Капитан Бломсбери, Дж. Т. Мастон, делегаты «Пушечного клуба» поднялись на мостик и безмолвно рассматривали странный, несущийся по прихоти волн предмет.

Все глаза с еле сдерживаемым лихорадочным волнением были устремлены на замеченный буй. Никто не осмеливался высказать догадку, вертевшуюся у всех на языке.

Корвет приблизился к бую на расстояние двух кабельтовых. Весь экипаж корвета вздрогнул как один человек. Флаг был американский.

В эту минуту раздалось какое-то странное рычание, и почтенный Мастон снопом повалился на палубу. Забыв о том, что его правая рука заменена железным крюком, и о том, что череп его покрыт лишь тонким гуттаперчивым колпачком, он изо всех сил хватил себя крюком по голове.

Все бросились к нему. Его подняли, привели в чувство.

— Ах! Трижды болваны! Четырежды идиоты! Пятикратно дураки! — выкрикивал он, едва придя в сознание.

— Что? Кто? Почему? — посыпалось на него со всех сторон. — Что такое?

— Как что такое?

— Да объясните же, наконец! В чем дело!

— Да в том, безмозглые головы, что снаряд весит всего-навсего девятнадцать тысяч двести пятьдесят фунтов! — проревел пылкий секретарь «Пушечного клуба».

— Ну и что?

— А то, что он вытесняет двадцать восемь тонн воды или пятьдесят шесть тысяч фунтов, и, следовательно, должен был всплыть на поверхность.

Трудно передать, с какой неподражаемой интонацией произнес почтенный секретарь это слово «всплыть»!..

Он был совершенно прав.

Все! Да, все ученые забыли основной закон, по которому снаряд благодаря своему весу, погрузившись при падении в глубь океана, вскоре должен был непременно всплыть на поверхность!.. И вот теперь снаряд преспокойно колыхался на морских волнах.

На море были тотчас же спущены шлюпки; в одну из них вскочили Мастон и его приятели. Волнение достигло высшего предела. В то время как шлюпки приближались к снаряду, все сердца готовы были разорваться. Что сталось с пассажирами снаряда? Живы ли они или умерли? Ну конечно, живы! Живы, если только смерть не настигла Барбикена и его товарищей уже после того, как они выкинули флаг!

На шлюпках царило глубокое безмолвие. Сердца замирали. В глазах темнело.

Одно из окон снаряда было отворено. Осколки стекла, торчавшие в раме, доказывали, что оно было разбито. Это окно находилось сейчас на высоте пяти футов над водой.