Их вожак был мертв, и вместе с ним сошло на нет безумие, приведшее их сюда. Только сейчас Чистокровки поняли, что они здесь в меньшинстве.

- Черт! - выругался в конце концов Билли-пуговица. - Нам тут делать нечего. Уходим… И, повернувшись, он стал проталкиваться через толпу своих приспешников. Напряжение держалось еще некоторое время, а потом Чистокровки медленно последовали за Билли, оставив тело Финнегана там, где оно лежало.

- И это… это все? - тихо произнесла Мэнди.

Штырь поглядел на нее, на участников «Оленьей пляски», на запрудившую улицу толпу.

- Тебе этого мало? - спросил он.

- Нет, конечно. - Мэнди проглотила комок в горле. - Я просто…

Штырь кивнул:

- Понимаю.

И, сказав это, повернулся и пошел обратно в музей, ружье висело у него в руке.

Лабби бросился за ним, перегнал хозяина и скрылся за дверью первым. Остановившись у входа, Штырь оглянулся.

- Заглядывай! - сказал он. - В любое время. И вошел в музей.

Дверь с шумом захлопнулась.

Мэнди не отводила глаз от двери, но думала только о том, что подметила боль во взгляде Штыря. Черт бы его побрал! Неужели он не понимает, что так нельзя? У него же есть друзья! Вся группа «Оленьи пляски» поспешила ему на помощь! Выручать его приехал Фаррел Дин! А она сама? Глаза Мэнди наполнились слезами, и она не знала, кого ей больше жаль - Штыря или себя.

Она метнулась было ко входу в музей, но ее остановила Колючка, вдруг возникшая рядом.

- Но я должна… я хочу…

- В другой раз, - сказала Колючка.

- Но…

Колючка взяла пару аккордов на аккордеоне и тихо запела:

Старушка забралась к Луне высоко, Старушка видна в облаках далеко, Метелку старушка держала И небеса подметала.

- Старушка, эй ты, в облаках далеко, Зачем поднялася ты так высоко? Обратно спуститься ведь трудно, ой-ой, Когда ж ты вернешься домой?

- Сперва в небесах я чуть-чуть приберусь, А после на землю вернусь.

Колючка взяла громкий аккорд и загадочно улыбнулась.

- Не поняла, - сказала Мэнди.

- Приведи в порядок свое хозяйство и дай ему время разобраться со своим. Ты же слышала, что он сказал. Он же пригласил тебя заходить в любое время.

- Ну да, только…

- Только время еще не наступило, - сказала Колючка. - Пошли! Окажи помощь «Оленям». Вон сколько у нас зрителей, даром, что ли, Фаррел пустил в ход волшебство! Словом, ты нам нужна, подружка!

Мэнди посмотрела на окна пятого этажа. В одном вроде шевельнулась какая-то тень.

И тут вдруг она поняла, что Колючка права - пока Мэнди сама не знает, чего она хочет от Штыря, все должно идти своим чередом. Она даст ему время на размышления. Но если он вскорости не одумается, то может обнаружить, что она разбила свой лагерь у входа в музей!

- Эй вы! - окликнул их с грузовика Йохо.

Мэнди взглянула наверх и увидела, что он протягивает ей Колючкину канареечно-желтую гитару. Вместе с Колючкой Мэнди взобралась в кузов и с благодарной улыбкой взяла свою любимицу.

Тело Финнегана уже кто-то убрал. Колючка начала бодрую версию песни «Стэйнз Моррис». Задира и Мэри, спустившись в толпу, показывали, как исполнять этот танец. Мэнди поднесла руку к струнам, но ее остановил Джонни Джек.

- По-моему, ты кое-что забыла! - заметил он.

И подал ей лисью маску вместе с украшенной лентами курткой.

Мэнди прислонила голову к усилителю и надела то и другое. Потом снова подняла гитару и, пробежав пальцами по струнам, подхватила мелодию. Колючка одобрительно улыбнулась ей. Играя, Мэнди всматривалась в море мелькавших перед ней лиц. Крысы ушли вскоре после эльфов. Оставшимся волшебство Фаррела Дина и не требовалось. Они давно были готовы плясать. Готова была и Мэнди, она уже не сходя с места откалывала коленца рядом с Джонни Джеком. Ее радовала музыка, ее радовали люди. Может, пора ей перестать от всех шарахаться? Пора окунуться в гущу жизни? Если она сама не может на это решиться, то как же она подаст пример Штырю?

Она снова подняла взгляд к пятому этажу, и, хотя Штыря там не было, она увидела, что на подоконнике пляшет Лабби. Мэнди улыбнулась и сильней ударила по струнам.

Я не считаю, что в книгах уместно кого-то поучать, но все-таки позвольте мне сказать несколько слов. Наверно, вы уже заметили, что у многих моих героев детство было далеко не безоблачное.

Кому-то из нас посчастливилось, и он родился в семье, где его окружали всеобщая любовь и забота. А другим не повезло. Мне кажется, что и счастливчики, и те, кто сумел благополучно преодолеть тяжелые времена, обязаны всячески помогать менее удачливым, хотя бы просто вести разговоры о том, что происходит за множеством закрытых дверей. Мы должны быть рядом с ними, должны помогать им обрести душевный покой, мы должны относиться к ним с уважением и выслушивать их истории. А если они сами не могут рассказать свои истории, мы должны сделать это за них.

Мир станет лучше, только если мы все будем трудиться над этим. А так как при нынешнем положении дел весь мир изменить невозможно - ведь не в наших силах сделать людей другими, мы можем хотя бы своим примером изменить окружающую нас часть мира, пусть даже небольшую.

Этот рассказ впервые появился в сборнике «The Essential Border town» (1998).

Про горгулью - этого каменного истукана, торчащего на карнизе колокольни на Мок-авеню, - ей поведал Джо До-ди-ди. Он сказал, что если часы на башне когда-нибудь правильно пробьют точное время, горгулья освободится из камня.

- Ну конечно, так оно и будет, - ответила она.

Она ждала, что в глазах Джо появится насмешливая улыбка, но он только пожал плечами, словно хотел сказать: «Дело твое, можешь мне не верить».

Я - никто, это действительно так: весь лоск, который у меня есть, перешел ко мне от моих знакомых Заемный блеск. И пусть себе! Прежде всего, я никогда и не хотела быть какой-то особенной. Мне нравится ощущать себя частью безликой толпы - зрителей, присутствующих на спектаклях и на концертах, сидящих в темном зале и наслаждающихся мастерством актеров. Когда я читала книги, меня никогда не тянуло написать что-нибудь самой. Я из тех, кто посещает выставки не в день их открытия, а позже, когда туда приходят люди обыкновенные, ничем не прославившиеся, которым просто хочется понять, что же вдохновило художника.

В клубе я сижу одна где-нибудь у стенки, наслаждаюсь оркестром, вместо того чтобы, заглушая музыку, обсуждать свой собственный очередной замысел. В музеях я расхаживаю по залам с широкой дурацкой улыбкой на лице, потому что все здесь так потрясно. Меня не переполняют идеи насчет того, что мне предстоит сделать. Я восхищаюсь всем замечательным, что уже сделано другими.