Сначала мы рассказывали друг другу о прошедшем дне, как бы смывая с себя какое-то легкое загрязнение. И постепенно сближались. Постепенно горячая вода и эффект смывали защиту, и мы, наконец, оказывались друг перед другом обнаженными.

Он стучит в дверь, я знаю, что это он, я знаю, как он обычно стучит. Точно так же, как и представляется: мягко, извиняюще, и все же его невозможно игнорировать.

Я оборачиваюсь в полотенце и открываю дверь, его волосы встопорщены, он еще не совсем проснулся, но он услышал меня и встал.

— Комиссия будущего — это ее рук дело, — говорю я. — Как только она была создана, ее отстранили. Об убийствах она ничего не знает. Это она сдала меня Хайну. Что-то она не договаривает. По пути домой я видела машину Кельсена, разбитую вдребезги.

Он кивает. Я глажу его по щеке. Он как будто вглядывается во что-то позади меня.

— В чем дело? — спрашиваю я.

Он делает шаг назад к двери.

— Просто хотел проверить, Сюзан. Нет ли у тебя где-то под рукой шуруповерта и шурупов для террасной доски.

36

Вот уже утро, без четверти пять, скоро наступит «мышьяковый час».

Я перебираюсь через изгородь, ложусь прямо на холодную землю и замираю. Убедившись, что на Ивихисвай пусто, я залезаю в машину и уезжаю. В «вольво» Дортеи. В Хольте.

Андреас Баумгартен, бывший директор Национального банка, живет по адресу «Поместье Рудерсдаль». Я сворачиваю с Конгевайен, еду по дорожке, посыпанной мелким гравием, которая петляет между заснеженными полями и перелесками, и подъезжаю к стене с высокими решетчатыми воротами. Ворота открыты. Рядом с ними табличка — «Продается».

Я проезжаю по затененной аллее, которая все никак не кончается, но тем не менее приводит к зданию, похожему на укрепленный замок.

Дом ярко освещен, к широкой двери в башне ведет лестница, перед ней стоит «бентли», мужчина в черной одежде ставит в машину чемоданы. Вдоль фасада здания расставлены коробки для переезда, на окнах нет занавесок, понятно, что отсюда выезжают.

Женщина в черных брюках, черном свитере и сапогах для верховой езды выходит мне навстречу. Она выглядит отстраненной и неумолимой, как дорожное заграждение.

— Мне надо поговорить с Андреасом, — говорю я. — Скажите ему, что это Сюзан с Фанё. Я только что была у врача. Я на пятом месяце беременности. Мне надо поговорить с ним о том, что мы будем делать. Поженимся или как?

Она поворачивается на каблуках. Я иду за ней в холл и в комнату размером с бальный зал. По лестнице со второго этажа спускается Андреас Баумгартен.

Копна седых волос — словно грива льва. И сам он как царь зверей.

— Я привезла рождественские поздравления. От Магрете Сплид. Последнее, что она написала. Перед тем, как ее задушили.

Ему это было неизвестно. Он застывает на месте. Но ненадолго.

— Я тороплюсь в аэропорт. Вы можете поехать со мной?

Мы выходим на лестницу. Я даю ему ключи от машины Дортеи. Он передает их мужчине в черной одежде. Мы садимся в «бентли». Женщина в сапогах садится за руль. Кокпит автомобиля — это своего рода лаборатория. Она — знаток своего дела. Несколько незаметных движений — и машина трогается с места, словно паря в воздухе.

— Хенрик Корнелиус мертв, — говорю я. — Кельсен, возможно, тоже. Я вчера видела его вдребезги разбитую машину.

Заснеженные поля светятся в темноте. За нами едет одетый в черное подносчик багажа. На машине Дортеи.

— А кто вы?

— Сюзан Свендсен. Физик, из Копенгагенского университета. Я умею расспрашивать людей. Торкиль Хайн попросил меня расспросить Магрете Сплид. О двух последних заседаниях Комиссии будущего.

Его лицо непроницаемо. Но я слышу, как в его голове идут какие-то подсчеты. И считает он не на счетах.

— Я видела докладную записку Андреа Финк, — продолжаю я. — О работе комиссии. Кирстен Клаусен поместила его в Государственный архив. Я достала его оттуда. Мне нужно позвонить Хайну. В течение четверти часа. В противном случае в аэропорту вас будет будет встречать целая армия.

Он молчит.

— Меня ждет тюремное заключение. Мне предложили снять обвинение. Если я раздобуду протокол. Последнего заседания.

— А в чем вас обвиняют?

Я пытаюсь вслушаться в его систему. И действую по наитию.

— В насилии. По отношению к любовнику.

Это действует. По какой-то непонятной причине действует.

— Во время последних заседаний записи не велись. Слишком мрачными были прогнозы. Мы исходили из сотни глобальных рисков. В шести областях: экономика, окружающая среда, геополитика, общество, технологии и природные ресурсы. Мы определили пять основных проблем: хронические финансовые дисбалансы, выбросы парниковых газов, неравномерный рост населения, громадное неравенство доходов. И нехватка ресурсов, которая приведет к крайне волатильным ценам на энергоносители и сельскохозяйственную продукцию.

Мы выезжаем на автостраду, проезжаем Люнгбю. Позади нас остается Датский технический университет.

— Мы нарисовали картину планеты, где робкие попытки глобального управления потерпели неудачу. Где западная модель благосостояния отчасти рухнула как следствие государственного долга. Где молодым людям в условиях чрезвычайно высокой безработицы придется содержать самую большую в истории популяцию пожилых людей — полтора миллиарда человек старше шестидесяти лет к две тысячи двадцатому году. Где повсюду вспыхивают неконтролируемые социальные волнения. Где система образования характеризуется непродуманным планированием специальностей, потому что люди все еще получают образование прошлого века, с ориентацией на профессии и экономику, которых больше не существует. Где повседневная жизнь характеризуется метаавариями, подобными крупным нефтяным и химическим разливам двадцатого века, но теперь к ним добавились еще и утечки модифицированных микроорганизмов и нанотехнологического материала. Их невозможно сдержать, потому что возможности реагирования слишком ограничены и они устарели. Где нехватка ресурсов приводит к неотрайбализму и войнам. В мире по-прежнему имеется ядерный потенциал, эквивалентный тысяче тонн тротила на каждого мужчину, женщину и ребенка на Земле. Даже самая маленькая тактическая ядерная война, например пограничная война между Индией и Пакистаном, приведет к взрыву, минимум в тысячу раз превышающему мощность бомбы, сброшенной на Хиросиму. А пепел от горящих городов приведет к малому ледниковому периоду в Северном полушарии.

Мы проезжаем мимо Херлева.

— Нет людей, которые не делают ошибок, — говорю я. — Вы просчитались.

Он улыбается. Эта улыбка — лишь легкое движение мышц лица.

— Европа — это зона комфорта. Мы живем в кинотеатре, где семейные фильмы проецируются на все четыре стены. Коллапс — это не будущее. Это уже началось.

— Дисбалансы выравниваются.

— Этот дисбаланс еще никто не осознал. Посмотрите на обычную датскую реальность. Политики отстаивают свои позиции. Заинтересованные группы борются за куски пирога. СМИ, которые знают правду, но не могут ее сказать. Потому что некому рассказывать. Потому что проблема находится не вне нас.