Офицеры устроили грандиозную прощальную вечеринку и надрались до беспамятства. Один из капитанов едва не свалился в реку, когда возвращался к себе на корабль.

Датой выхода было назначено 13 сентября. Буквально накануне один из матросов "Ла Малуина" сломал ногу, играя в футбол, и его отправили на «Замалек». Рассказывает лейтенант МакКаллум: "Ему наложили гипс и приспособили металлический шарнир, чтобы человек мог ходить. Я сказал, что ему следует постараться держать ногу над водой, на что моряк ехидно ответил: "Постараюсь, но на какой глубине?"

Последним из пассажиров «Замалека» стал американский моряк с "Сэмюэля Чейза". Этот человек вплавь добрался до берега, как только его корабль прибыл в Россию, и был помещен в психиатрический госпиталь. Для обратного путешествия он был направлен на "Ноферн Гем", но когда траулер шел к точке сбора конвоя, моряк дважды пытался выпрыгнуть за борт. В результате его пришлось связать и силой увести вниз. Он отказывался есть и пить. Когда ему предлагали еду, он говорил, что его хотят отравить. По боевому расписанию на «Геме» нельзя было найти человека, чтобы караулить сумасшедшего. Поэтому командир траулера попросил перевести больного на один из больших кораблей. В результате его перевели на «Замалек», где, к всеобщему удивлению, он оправился и часто помогал экипажу.

В Архангельске остался «Валрос», который «Паломарес» тащил через все Баренцево море. Его радар был снят, а на сам самолет в конце концов просто плюнули. Наши русские хозяева потребовали этот самолет в качестве частичной компенсации за 87 «Спитфайров», которые должен был доставить PQ-17. Другая, еще более предприимчивая группа русских предложила продать самолет.

Когда «Остин» отошел от причала в Маймаксе, мимо корабля прошла русская гребная лодка. Она с трудом двигалась против течения, так как на веслах сидела женщина. Зато на корме вольготно развалились два мужика.

"Do svidania, Россия!"

Воскресенье, 13 сентября. Это был холодный и ветреный день, моросил мелкий дождь, что было первым признаком приближающейся зимы. Но это все равно был великолепный день, потому что мы покидали Архангельск после вынужденной двухмесячной задержки. Нас не пугала перспектива столкнуться с осенними штормами, ни возможность жестоких схваток с немецкими самолетами и подводными лодками. Нам оставались всего 2 недели до отпуска домой — тем, кто останется жив. Лучше столкнуться с опасностью, чем заживо гнить в деревянной тюрьме.

Из 16 торговых судов конвоя QP-14 несколько ранее входили в состав PQ-17. К ним присоединились другие суда, ожидавшие обратного конвоя. Большинство транспортов шло пустыми, хотя некоторые все-таки имели грузы, которые поставляли нам русские, в том числе дерево. На британском судне "Оушн Войс" в качестве пассажиров неожиданно оказались несколько женщин и детей. Это были семьи русской торговой делегации в Англии. Только русские женщины могли решиться на такое рискованное путешествие, и только русские мужчины могли им это разрешить. "Оушн Войс" был судном коммодора конвоя PQ-16. Во время перехода корабль получил большую пробоину в борту при разрыве бомбы, но экипаж потушил пожары и привел судно в порт. И вот "Оушн Войс" снова вышел в море и снова стал флагманским кораблем. Коммодор Джон Даудинг находился у него на борту. Конвой медленно следовал двумя колоннами. Одну возглавлял "Оунш Войс", а вторую — наши друзья с "Оунш Фридом", Командир транспорта Уокер был назначен вице-коммодором.

Большинство кораблей сопровождения PQ-17 снова были с нами — корабли ПВО, корветы, траулеры и оба спасательных судна. Кроме них, к нам присоединились 2 эсминца и 3 тральщика. Количество кораблей эскорта точно равнялось количеству транспортов, но вскоре эскорт должен был усилиться. Часть кораблей сопровождения конвоя PQ-18 должна была перейти к нам после того, как их подопечные достигнут финального отрезка пути в Россию.

Белое море встретило нас неприятной волной, и уголь в бункерах "Лорда Остина" начал опасно перемещаться, грозя опрокинуть корабль. Когда мы шли на север в Баренцево море, нашим единственным противником была погода. После долгого и жаркого лета было трудно снова привыкнуть к суровым условиям Арктики. Еще труднее приходилось пустым транспортам, которые теперь возвышались высоко над волнами.

Было странно видеть, как эти мрачные воды вдруг освещал феерический свет полярного сияния. Сначала над горизонтом появлялись белые лучи, похожие на исполинские прожектора, которые шарят по небу. Потом от них начинали расходиться в стороны прямые отростки, которые пересекались между собой. Вскоре все небо оказывалось покрыто странным геометрическим узором. Временами эти узоры расцвечивались самыми причудливыми цветами. Это фантастическое зрелище помогало морякам коротать долгие часы ночных вахт.

И уже в первую ночь, во время метели, подсвеченной северным сиянием, в беду попал "Уинстон Сейлем". Из-за магнитной бури, сопровождавшей северное сияние, его магнитный компас отказал совершенно. Гирокомпаса на судне не было, и оно потеряло конвой. Все, что мог сделать шкипер — двигаться точно на север и попытаться выйти к кромке ледового щита, как обычно делали оторвавшиеся от конвоя суда.

Вскоре после этого начал отставать идущий на угле старый «Айронклэд». Эскортные корабли постоянно подходили к нему и пытались заставить увеличить ход, но напрасно. Он не мог выжать ни узла больше. Конвой был вынужден сбросить скорость на час иди два, а затем снова следовать с обычной скоростью, оставив «Айронклэд» за кормой. Наконец было решено вообще оставить это судно следовать самостоятельно, придав ему в качестве эскорта тральщик.

Для остальных кораблей первые 3 дня плавания прошли без приключений. Хотя погода была холодной, постоянно налетали метели и густой туман, мы наконец видели свои самолеты — истребители «Харрикейн», а потом русские гидросамолеты и «Каталины». Несколько раз мелькали Ju-88, которые следили за нами издали, но они не беспокоили конвой, держась вне досягаемости наших зенитных орудий.

15 сентября стало черным днем для экипажа «Позарики». В этот день несчастные парни прикончили остатки запаса рома. Нам повезло, потому что мы обращались аккуратнее со своими запасами, представлявшими собой дикую мешанину водки и рома. Все наши проблемы были связаны с группой спасенных, оказавшейся у нас на борту. Когда они обнаружили, что их включили в штатное расписание — кочегаров в кочегарке, матросов наблюдателями и рулевыми, — они отправили депутацию к капитану. Они хотели объяснить, что согласно контракту мы должны доставить их домой в качестве пассажиров. Капитан отказался встречаться с ними, заявив, что у него на корабле живут по его законам, и каждый здоровый человек обязан работать. Когда спасенные отправили ему записку с отказом стоять вахту, ответ был коротким и грубым: не будет вахт, не будет еды. После этого главарь мятежников поспешил умыть руки, заявив, что лично его никто не заставит работать против его воли. Он улегся в койку и объявил себя больным, хотя был, разумеется, совершенно здоров. Но свою жратву он получил.

Наши остальные 14 гостей, из которых 6 были цветными, представляли собой пеструю толпу. Только 3 раньше бывали в море, зато 2 бывших ковбоев вообще впервые увидели море, оказавшись на судне из состава PQ-17. Грузный кочегар, служивший на флоте со времен парусников, смотрел на них с нескрываемым презрением. Он мог усесться рядом с топкой и громко говорить нашим матросам, поглядывая на новичков: "Больше всего они похожи на стаю гимназисток. Я бы ни за что не взял их с собой в море. Я люблю мужиков, а не гимназисток. Но это всё гимназистки, ей-ей…"