Непосредственно рядом с башней, где парсы Адена оставляли покойников, на некотором расстоянии от расщелины кратера в это время Рашид аль-Шахин собрал вокруг себя с полдюжины воинов. Разрушенные цистерны над городом служили им убежищем. Они где-то ходили и наводили справки у старых знакомых, завязывали полезные контакты и пытались разведать структуру расположения и слабые места англичан, а потом приходили сюда. Оставаться в Адене на долгое время представлялось Рашиду слишком рискованным, и поросшие травой резервуары оказались идеальным укрытием, невидимым из города и безлюдным.

Осенью предыдущего года полковник Джеймс Оутрэм по горло насытился Аденом и вернулся в Бомбей, где его ожидал более приятный пост. Его преемник полковник Уильям Коглан был пока слишком занят, входя в курс дела и одновременно сохраняя status quo управления и текущих работ, и у него просто не доходили руки до дальнейших строительных усовершенствований в гарнизоне. Так что до поры до времени цистерны медленно разрушались, оставленные без внимания жителями лежащего внизу города и военными европейцами.

Сейчас воины со своим предводителем просидели, совещаясь, недолго, но Рашид аль-Шахин встал, чтобы проверить лошадей, оставленных неподалеку. Чаще всего предосторожность была излишней, но Рашид не хотел отказываться от этой привычки, понимая, сколь многое в случае опасности зависит от расположения коней и состояния сбруи. Еще у него было обыкновение через равные промежутки времени внимательно осматривать окрестности, даже если все казалось спокойным и не внушало никаких подозрений. Когда Али аль-Шахин, двоюродный брат и правая рука Рашида, увидел, что его предводитель внимательно всматривается в какую-то точку на внутренней стороне стены кратера, он вскочил и встал рядом с ним.

– Странно, – пробормотал он, тоже всматриваясь в Башню молчания. У подножья с земли поднялась женская фигура в светлой одежде, выбила широкие юбки от пыли и собралась спускаться по тропе вниз.

– Одинокая парсиянка – там?

Рыжий мерин повернул к Рашиду красивую голову, и араб прошептал ему несколько ласковых слов, погладил по лбу и ноздрям.

– Это не парсиянка, – сообщил он Али. – Она одета как чужеземка.

На первый взгляд Рашид был увлечен лошадью, но Али заметил искры в его глазах и смог прочитать по лицу, что́ он замыслил. С озадаченностью и ужасом Али смотрел то на англичанку, чье платье так контрастно выделялось на фоне окаменевшей лавы, то на своего предводителя.

– Ты же не собираешься…

– У чужеземцев из женщин здесь только жены солдат, – спокойно объяснил Рашид. – А я сказал, что мы должны поразить их в самое слабое место.

Али кивнул и одарил брата широкой улыбкой.

– Отличный план!

Посмотрев через плечо, он схватил свою лошадь за уздечку.

– Нам надо спешить!

Рашид покачал головой и знаком велел Али возвращаться вслед за ним к остальным.

– Незачем спешить. Она еще вернется.

Его глаза следили за светлой точкой у черных скал – она быстро удалялась, становясь все меньше и меньше, – как будто даже на таком отдалении мог снова увидеть жест, которым женская фигурка недавно решительно вытерла глаза и щеки.

– Или провалиться мне на этом самом месте, – пробормотал он.

– Дай мне, пожалуйста, денег, – обратилась тем вечером Майя к Ральфу, когда он вернулся из казино намного позже окончания службы. – Мне нужно траурное платье, и я хочу съездить к семье. Сейчас мы нужны друг другу, как никогда.

Он растерянно посмотрел на жену, удивившись ее просьбе и пробудившейся в ней силе, питающей такую решимость. Потом опустил голову, повернулся и нетвердой рукой налил себе стакан бренди. Майя встала и подошла к нему ближе.

– Ральф?

Он сделал несколько больших глотков.

– У меня ничего не осталось, – наконец услышала она.

– А много мне и не надо, – спокойно возразила Майя. – Я закажу совсем простенькое платье, здесь это недорого, и поеду не первым классом.

Ее муж выпил еще. Майе показалось, между глотками она различила что-то насчет долгов и клуба.

– Прости, что? – Ее вопрос прозвучал угрожающе тихо и недоверчиво, почти гневно.

– Никаких проблем, – он повернулся и небрежно упер локоть в стену, – через несколько дней мне обязательно повезет, я оплачу все долги, и ты сможешь поехать!

Он пытался говорить убежденно, но скорее походил на школьника, пытающегося избежать наказания.

– Как ты мог? – только и смогла произнести Майя, устало вернулась к стулу и, опустившись, уткнулась лбом в сжатые кулаки.

«В народе Аден еще называют «глаз Аравии». Я надеюсь, он поможет тебе наконец раскрыть глаза и прозреть», – вспомнились ей слова Ричарда.

Она подняла голову, внимательно посмотрела на Ральфа и, возможно, впервые увидела, кто он на самом деле: мужчина, способный бороться лишь с вражескими солдатами, но беспомощный в бою с житейскими трудностями и превратностями судьбы. Он задернул реальность с острыми краями мягким занавесом иллюзорного мира опьянения, наслаждаясь иллюзией безопасности за карточным столом в этом маленьком, обманчивом мирке, где, как ему казалось, он мог стать повелителем игры и удачи. Майя его не винила: он никогда ни в чем ее не обманывал, никогда не изображал из себя большего, чем был на самом деле. Это ее, и только ее вина – в пылу влюбленности и противостояния с семьей она не нашла времени приглядеться к нему до того, как сбежала с ним, совершив самую большую ошибку в своей жизни.

Возможно, Ральф разглядел на ее лице оттенок сочувствия, потому что, когда Майя устало поднялась и собралась идти в спальню, он с ненавистью бросил ей вслед:

– Могла бы попросить помощи у своего замечательного дружка Бертона!

Майя недоуменно на него посмотрела.

– Да, он вернулся, правда, без блеска славы, а в качестве пациента Штейнхаузера! Еще в Бербере на их лагерь напали сомалийцы. Спика взяли в плен, но, несмотря на тяжелые раны и большую потерю крови, он смог бежать. Другой лейтенант жизнью поплатился за халатность Бертона: лагерь недостаточно хорошо охранялся. Но сам Бертон тоже получил по заслугам, острие копья пронзило его прямо в лицо! И это еще цветочки по сравнению с тем, что устроят Коглан и Плейфер, когда расследуют этот случай, – в армии у него точно больше не будет никаких перспектив!

Ральф стукнул пустым стаканом об стол и, пройдя мимо Майи в спальню, в полном обмундировании растянулся на кровати. Майя пристально смотрела в одну точку, обхватив себя руками. Ее вдруг пробрал озноб.

– Мне очень жаль, но он не хочет вас видеть.

Доктор Штейнхаузер с сочувствием наблюдал, как на лице Майи угасает надежда, вспыхнувшая, когда он открыл дверь, выслушал ее просьбу и исчез за темными деревянными дверьми в задней части дома, чтобы сразу вернуться. Посетительница явно была разочарована и встревожена. Майя кивнула, расстроенно поджала подбородок и принялась разглядывать переднюю, избегая смотреть на доктора: квадратная комната, на светло-желтых стенах – шкуры животных и фотографии в рамочках. Оконные рамы из того же дерева, что и двери, входная и между комнатами, два простых стула с плетеными спинками и сиденьями из тростника и кривоватый столик в углу, на нем стопка писем. В сущности, другого она от Ричарда и не ожидала, когда на следующий день отправилась его навестить в дом доктора Штейнхаузера на окраине города.