мародерство, превышение полномочий. Убийцы, обличенные высшей властью, прикрывали свои деяния чинами и «законами», грешили, не боясь ни божьей кары, ни бесовского воздаяния.

Однажды нашему отряду поручили собрать налог с одного небольшого села, расположенного в чаще леса. Мы добрались туда только к закату. Селяне встретили нас довольно радушно, а что еще этим несчастным оставалось? Не сопротивляясь отдали весь оброк с добром. Пытаясь удержать подобострастные улыбки на изнеможденных лицах. Видно было, что последнее отдают. Из окон домов с опаской выглядывали тощие дети. Провожая голодными глазами мешки с едой.

Командир отряда повелел разбить лагерь на ночь. Мерзкий, скользкий тип. Из тех, что лебезят перед высшими чинами, а потом отыгрываются на более слабых. Сам он расположился в доме старосты. Но не смотря на относительно комфортные условия, ему весь вечер все было не по нраву. Гнилой мешок с дерьмом, — хвост зверька слегка шлепнул мэтра по губам, и он запнулся. — Каюсь, меня немного занесло. Такое случается, если все свое время проводить среди солдат. Так вот на чем я остановился? Ах да… У старосты была дочка. Красивая, надо сказать. Обычно при виде солдат селяне прятали своих девок по подвалам. Но эту видимо не успели, Керон нашел ее схоронившейся за печкой. Конечно такой… — целитель снова запнулся, — как он, не будет галантен с дамами. А когда она оприходовала его за излишнюю настойчивость коромыслом вдоль хребта, выволок ее за косу во двор и бросил своим подчиненным, как своре изголодавшихся псов. Как думаете, герцогиня, что самое страшное в нашем мире? Монстры, порожденные магией проклятых? Возможно, но не для меня. Я считаю, что нет страшнее существа, которое мнит себя человеком при этом творя чудовищные поступки.

Староста пал на колени перед Кероном, молил того смилостивится. Он единственный, кто посмел хоть как-то заступиться за нее. Остальные молчали или отворачивались, а некоторые из них вовсе сидели как мыши по своим норам. Боясь носа высунуть наружу.

Дочка старосты напомнила мне сестру. В тот момент я представил, что такое могло случиться с ней. С моей милой, прекрасной Мири. И я не сдержался. Но что один юнец может сделать против целой «своры»? Меня довольно быстро скрутили. Однако мой «бунт» послужил толчком для селян. Они набросились на наш отряд. Изнеможденные голодом люди с дубинами и вилами наперевес выступили против вооруженных закованных в броню воинов. Обученных. И магически защищенных. Натуральная бойня, без единого шанса на победу. Бунт моментально подавили. Уцелевших селян собрали на площади, туда же загнали и тех, кто не участвовал, включая женщин и детей. Среди нашего отряда нашлись и хорошие парни, например, Зимонд и Гарти, которые пытались вразумить главу прекратить это безумие. Но Керон был в бешенстве. И не собирался оставлять сей поступок безнаказанным.

Он приказал расстрелять из арбалетов всех до единого. Ни жалеть никого. Ни единой души. А меня заставил смотреть на это. Я висел на столбе с переломанными конечностями, пришпиленный к нему, боевым мечом. Иной бы давно умер от таких ран и потери крови. Но дар внутри меня не давал душе ускользнуть за грань. И я слышал, их мольбы и рыдания, крики детей и предсмертные хрипы людей и видел, как они умирали. Виня в произошедшем себя. Если бы я сдержался, то все бы ограничилось только одной смертью. Но мой выбор приговорил их всех.

Позже мои бывшие товарищи подожгли село и ушли. А я остался висеть. Молясь Богам чтобы моя никчемная жизнь поскорее закончилась. Неважно как сгорю ли я или наконец то подохну от ран. Лишь бы скорее. Боль была настолько невыносимой что думал сойду с ума раньше, чем умру. Но пожар так и не перекинулся на площадь. Ближе к полуночи полил дождь, загасив основной очаг. Я-то проваливался в беспамятство, то выныривал из него. Иногда мне мерещилась Мири. Она гладила меня по голове, как делала это в детстве и просила потерпеть еще немного. А перед рассветом, когда сумерки особенно сгустились я увидел его, — мэтр аккуратно дернул зверька за ухо, отчего тот фыркнул и вновь шлепнул мужчину хвостом, только в этот раз по щеке. — Тогда он был раза в два меньше. Глаза этого малыша так ярко полыхали в темноте, что я подумал это бесы за мной, явились, чтобы утащить мою грешную душу в ад. Пусть так. Мне было абсолютно все равно. Он вот так же забрался ко мне на плечи и лег, тихо мурча одну ему известную песню. Я снова отключился, а когда пришел в себя, то уже не висел на столбе, а лежал перемотанный тряпками в какой-то пещере. А рядом со мной суетился седой как лунь старик.

Он был настолько тощ, что серый балахон болтался на нем как хламида. Длинная белая борода свисала до пола будто у древнего старца из легенд. А его глаза, глаза слепца, но они словно видели окружающий мир насквозь.

Тао Ян был выходцем из Санайи. Странник с Громовых гор, отрекшийся от земных благ во имя служения своей вере. В их стране таких называют служителями грома. Каким ветром старика занесло в Атриоль одним его богам ведомо. Но он всегда говорил, что это «юньмин» — судьба.

Конечно тогда я ничего из этого не знал. Для меня он был всего лишь глупым стариканом, который зачем-то спас пропащего калеку. Раны, — Волье вытянул в проход правую ногу, похлопав ладонью по коленке, — полностью излечить удалось не все. Я слишком долго находился между жизнью и смертью, чтобы это совсем осталось без последствий.

В те дни я не испытывал ни капли благодарности, не понимая для чего продолжаю дышать. И, наверное, наложил бы на себя руки, если бы не этот приятель, — мужчина указал пальцем на йюлуня. — Ошивался рядом со мной и днем и ночью. Даже когда бранился и орал, чтобы это страшилище оставило меня в покое, кидаясь в него всем, что попадалось под руку, он все равно постоянно возвращался назад.

Знаете, что я сделал в первую очередь, когда более-менее окреп? Я сбежал. Ушел на рассвете не прощаясь. Всю дорогу до дома зверек преследовал меня. Нет, его присутствия воочию я не видел. Но ощущал. Если, располагаясь ночью на ночлег, меня терзала нестерпимая боль, которую с трудом удавалось заглушать, сонными травами, к моему стыду, украденными у старика, то с пробуждением она пропадала. А рядом со мной на земле неизменно лежали ягоды. Небольшая горстка сочной дикой малины или земляники. Не буду вдаваться в подробности, как