Утром этого же дня в небо поднялась армада грузовых самолетов с эмблемой ВВС США, они в своих чревах уносили за океан образцы американской авиации.

Готовилась к отправке и российская техника, только палубный «Су-33» стоял в боевой готовности. По приказу заместителя председателя делегации Пушкаря истребитель берегли, что называется, как зеницу ока. Слишком много было поставлено на кон, кроме престижа государства маняще завораживал контракт более чем на полмиллиарда долларов.

Стоя в кабинете руководителя полетов, Наталья из окна видела свой «двухвостый», как леопард, в пятнах цифрового камуфляжа. Возле самолета постоянно находилось трое вооруженных офицеров; в широкополых панамах, скрывавших большую часть лица, они походили на американских ковбоев, вот только не хватало шерстяных накидок — пончо.

«Под этим солнцем им, пожалуй, в таком прикиде было бы тепленько», — глядя на часовых, равнодушно подумала Серпень.

— Программу вы, девчонки, отработали на «пять с плюсом», — сидя за столом, неизвестно чему хмурился Кирилл Шостак. — Да и летаете, дай бог каждому. Теперь остался последний штришок. Не подведите, девчата, сколько на эту ярмарку тщеславия сил затрачено, — тяжело вздохнул, — жалко, если из всего этого пшик получится.

— А что мы? Мы-то стараемся, вот только отдачи почему-то не чувствуется, — тряхнув золотистой гривой, Болотина картинно закатила к потолку свои огромные глаза.

— Будет отдача, — вымученно улыбнулся полковник, про себя в очередной раз подумав, что командовать мужиками куда проще, чем вот этим так называемым слабым полом. — Отработаете полет на «пятерку» — я тебе лично устрою командировку на празднование юбилея эскадрильи «Нормандия-Неман». Париж увидишь, Монмартр и Рауля своего.

— Ура! — по-девчачьи взвизгнула Светлана и совсем не по-военному захлопала в ладоши.

— Но сначала полетная программа. Сейчас идите, отдыхайте, завтра напряженный день…

Приняв прохладный душ, Наталья Серпень не стала вытираться, а прямо на влажное тело набросила шелковый халат и, небрежно завязав на талии пояс, легла в постель. На противоположной стороне миниатюрная коробка кондиционера, охлаждая воздух, своим приятным мурлыканием вскоре усыпила девушку. Неожиданно веки стали непомерно тяжелыми, сознание отошло в сторону, проваливаясь в бездну Морфея, она только успела подумать: «А ведь тренажер выматывает не меньше, чем настоящие полеты…»

Время сна пролетело как одно мгновение. Проснулась Наталья, потревоженная каким-то посторонним звуком. Открыв глаза, девушка прислушалась, возвращаясь в реальность, на адаптацию ушло несколько секунд. Серпень сообразила, что кто-то скребется в ее дверь.

Решительно встав с постели, сунув ноги в тапочки, рефлекторно затянула пояс халатика и громко произнесла:

— В чем дело?

— Сова, открой, медведь пришел, — из-за хлипкой двери донесся голос председателя делегации.

Серпень прошла к двери и нажала на кнопку магнитного замка. Дверь бесшумно отворилась и на летчицу обрушилась темно-фиолетовым покрывалом с россыпями огромных звезд душная тропическая ночь. «Ничего себе вздремнула», — промелькнула в голове майора мысль — когда она принимала душ, солнце едва перевалило за полдень, а сейчас даже не полночь. Гораздо позже.

— Здоров, Наташка, принимай гостя дорогого, — пьяный возглас заставил Серпень вздрогнуть от неожиданности. Только сейчас она заметила стоящего в тени открытой двери Артура Гончарина, ночной гость был изрядно навеселе. С лоснящимся от пота бордовым лицом, в мятом костюме, распущенный на шее галстук больше напоминал сброшенную шкуру кобры. Покачиваясь, «мачо» придерживал под рукой пузатую бутылку с длинным горлышком.

— Артур Вячеславович? — удивленно проговорила летчица, невольно отступив в глубь бунгало. — В чем дело?

— Да, это я, — неуверенными шагами председатель делегации преодолел несколько ступенек и оказался в жилище Серпень. — Решил, так сказать, расставить акценты.

— В чем дело, какие акценты? — майор все еще пребывала в смятении.

— Слышал, вас тут поят всякой гадостью, так я принес натурального, — пьяно скалясь, Гончарин сыпал цитатами из телевизионной рекламы. Подняв над головой бутылку из зеленого стекла, добавил: — Между прочим, настоящий «Курвуазье». Давай, майор, не стой столбом, принимай дорогого гостя. Сам генерал к тебе пожаловал.

— Товарищ генерал, вы пьяны, немедленно возвращайтесь к себе, — справившись с временной растерянностью, звенящим от напряжения голосом твердо проговорила Серпень. — Завтра нам предстоит напряженный день.

— Да брось ты, девка, ерундой страдать, — криво усмехнулся Гончарин, делая шаг навстречу девушке. — Твои проблемы все уже решены. Приглянулась ты мне, а это значит — попала в «десятку». По возвращении в Москву меня назначат первым замом «оружейки», а тебя, хочешь, возьму в свои замы? А хочешь, так летать будешь командиром «Витязей» вместо Кирюхи Шостака, а его, дуболома, под зад на пенсию.

На такой наглый пьяный штурм обычно решительная Наталья не сразу нашлась что ответить, такое отношение к ней было проявлено впервые. Генерал же воспринял ее замешательство по-своему, он сделал еще один шаг вперед, протянул руку к животу летчицы, грубым тоном произнес:

— Да не менжуйся ты, как сопливая пацанка, — и дернул за конец пояса. Полы шелкового халата разошлись, обнажив большие белые груди, плоский живот и аккуратно подстриженный лобок.

— Вот это да, — хрипло проговорил Гончарин, еще больше возбудившись от увиденного, но именно эти слова подействовали на девушку словно ушат холодной воды.

Ярость ее захлестнула полностью и, уже ничего не соображая, она сделала шаг вперед, одновременно выбрасывая правую руку, сжатую в жесткий кулак.

Со вкручивающим таранным ударом кулак врезался в солнечное сплетение зарвавшегося чиновника. У Гончарина полезли глаза из орбит, не в силах что-либо произнести от боли, он согнулся вдвое.

Но Серпень этого было явно мало, ее карие глаза сверкали гневом, а острый изогнутый нос сейчас и вовсе походил на клюв атакующей орлицы. Казалось, еще мгновение, и из ее легких вырвется угрожающий клекот, но майор хорошо натренированным движением вывернула Гончарину руку за спину и, развернув безвольное тело сластолюбца лицом к двери, зарядила увесистого пинка ниже спины. А когда в полусогнутом состоянии генерал, бодрым аллюром проскочив крыльцо, всем корпусом плавно расстелился на влажном от вечернего бриза песке, презрительно бросила:

— Пошел вон, скотина. — И захлопнула дверь.

Несмотря на боль и изрядную долю опьянения, Артур Гончарин, тем не менее, бутылку не выронил, он довольно проворно поднялся и, не став отряхиваться, выкрикнул в ответ:

— Скотина? Это я скотина? Это мы еще посмотрим, кто скотина. Мандавошка, вот вернемся в Союз, из авиации вылетишь, как пробка. В родном Липецке будешь себе искать работу на панели. Сука…

Потом генерал захотел в окно запустить бутылкой, но вовремя сообразил, что она полная, и поплелся в сторону коттеджа, в котором жил его личный гид.