ним довольным-то быть?

Сосед. Вот именно. Тогда пущай нам наши деньги отдает.

Брат. Ладно, заткнися. Сказал — дам половину. (Ломовику.) И вот это, Это тоже выносите.

Сосед. Прямо у меня голова, как в тумане. Чего-то я ничего не понимаю.

Брат. Хоть к невесте-то подойдите. Стоит, как болван.

Жена. Чего вы на них кричите — видите, совсем запутай человека. (Подходит к нему. Нежно разговаривают. Целуются.)

Брат. А ну, сестра, пригласите там каких нибудь гостей — охота маленько станцевать.

Сестра уходит.

Сосед. Ей-богу, я танцевать не буду. У меня сегодня настроение какое-то неподходящее — чего вы мне танцы навязываете.

Брат. А зачем женился? Не надо было жениться.

Входит Горбушкин.

18

Горбушкин(поет). Колокольчики-бубенчики звенят, звенят. Про ошибки моей юности твердят…

Жена. Гриша!

Горбушкин(не замечая разгрома в комнате). Очень вежливо поступили. Очень. Извиняемся, говорят, что повестку не по почте прислали, очень, говорят, вы срочно нам понадобились свидетелем. Ага, — говорю. — конечно я с этим и шел — свидетелем. Я говорю: колокольчики-бубенчики… По какому делу, говорю, я свидетелем? Они говорят, и так вежливо, красиво. Расскажите, говорят, нам, чего знаете про Щукина. Он, говорят, в короткое время проворовался. Пожалуйста, говорю. Беру стул, присаживаюсь этак вот к сто… (Испуганно смотрит на полупустую, развороченную комнату.) Это чего? Это, я говорю, чего?

Брат жены на цыпочках осторожно смывается.

Жена. Это… это мы думали… Это мы, Григорий Иваныч…

Сосед. Прямо голова как в тумане.

Горбушкин(орет). Это чего?! Это чего в моей камере происходит!

Входит ломовик.

Ломовик. Все, что ли?

Трое стоят, раскрывши рты.

1935–1936

УВАЖАЕМЫЕ ГРАЖДАНЕ

От составителя

В 1929 году Госиздат предложил Михаилу Зощенко издать трехтомное собрание его рассказов. Передать писателю это известие в издательстве попросили К. И. Чуковского.

Выполняя это приятное поручение. Корней Иванович не сомневался, что Зощенко будет не только польщен, но и от души обрадован: издание трехтомника — это ведь не только признание заслуг писателя перед литературой, это еще и немалая материальная выгода А какой писатель не дорожит возможностью получить хороший гонорар! Помимо чисто житейских радостей, это еще и возможность спокойно работать, не размениваясь на мелочи, на обязательную литературную поденщину, благословенная и столь редко достижимая возможность писать для себя, для души — так, как хочется, не думая о заработке, о хлебе насущном. В деньгах Зощенко тогда нуждался, это Чуковский знал совершенно точно.

Короче говоря. Корней Иванович имел все основания полагать, что Зощенко, узнав, какой он приготовил ему нынче сюрприз, будет счастлив.

Но Зощенко не только не выразил по этому поводу восторга, но даже не проявил ни малейшей заинтересованности.

Он сказал:

— Это мне не любопытно. Получишь 15 тысяч и разлениться, ничего делать не захочешь. Писать бросишь. Да и не хочется мне в красивых коленкоровых переплетах выходить. Я хочу еще года два на воле погулять — с диким читателем дело иметь.

Кто же он такой — этот дикий читатель, контакт с которым ему был важнее и дороже и денег, и почета, и красивых коленкоровых переплетов?

Примерно в это же время Зощенко опубликовал небольшую книгу, состоящую из писем читателей к нему. Эти читательские письма он сопроводил короткими комментариями, а в предисловии к ней написал:

«Последние 2–3 года я получаю от читателей довольно много писем… Меня запрашивают, как жить, как писать стихи и что читать. Мне предлагают сюжеты, критикуют меня, одобряют и поругивают.

Видимо, читатель меня воспринимает не совсем так, как критика».

И дальше он довольно прямо давал понять, что этот настоящий, подлинный его читатель — тот самый «дикий» читатель, на которого он и хотел ориентироваться, — в отличие от критиков, воспринимает его правильно. Так, как он сам хотел бы, чтобы его воспринимали. И немудрено: ведь основная масса этих его «диких» читателей — это и есть те самые «уважаемые граждане», которые стали постоянными