Домой возвращались к обеду. Идти обратно было еще скучнее. Если утром впереди хотя бы ждала карусель, то после – только суп и бесшумная, потому что бабушка ложилась отдыхать, игра с машинками на ковре или паззлы с картинками, выученными наизусть.

Похоже, он понял, что за призраки без криков и смеха поднимались и опускались в кабинках колеса обозрения. То был он сам, каким никогда больше не станет, и другие, живые и мертвые, но изменившиеся навсегда. Оттуда же, из никогда, смотрел вмятой мордочкой и резиновый кот. Еще маленький Север попросил его у еще живой бабушки и нес теперь в пакете домой, чтобы посадить на пустую тумбочку возле кровати.

Но на этот раз дорога к дому была еще длиннее.

* * *

Шестилетний Боремир катался с друзьями на самокате во дворе своего дома. «Унылое местечко», – подумал Север, рассматривая кирпичную стену с натянутой поверху колючей проволокой – это была территория примыкающей к дому службы по исполнению наказаний. Серая трехэтажка – а их здесь было несколько, и они стояли плечом к плечу, такие же скупые и тихие, как государственная контора, – всем своим видом вызывала желание налить и выпить, чтоб хотя бы ненадолго раскрасить реальность пьяной эйфорией. Он вдруг понял, что за весь день так и не поговорил ни с одной из родительниц пропавших детей. И еще – что теперь у него остался всего один вопрос. Даже не про клоуна. Красная ниточка с бусинами имени на запястье. Он мог бы поклясться, что Боремир тоже ее носил.

«Загадай желание и не снимай, иначе не сбудется». В школе у него тоже была такая. Колючая, из шерсти, отмотанной Викой от маминого клубка. Ниточку обязательно должен завязать человек, который хорошо к тебе относится. Снимешь – не сбудется. Он ходил с ней целый год, а потом взял и обрезал. Потому что сбылось. Вика согласилась с ним гулять.

– Помогите!

Север едва успел отскочить, как из подъездного нутра вылетела и вцепилась в его рясу тощая девчонка с сизым от побоев лицом. Следом, заплетаясь в ногах и не миновав дверного косяка, вывалился такой же доходяга мужского пола. Север сходу оценил синие татуировки на голых плечах и попятился. Девица не отставала – прилипла намертво, смрадно дышала из-за спины и прикрывалась им как живым щитом. Север и тех, и других боялся. Он не был достаточно силен, чтобы ввязываться в драку, и не умел говорить на их языке. Он не знал, куда деваться. Тот, хоть с виду и дохляк дохляком, свалил бы его одним ударом, но, кажется, пока не решался нападать на попа. «Так вот ради чего я ее надел», – чувствуя позорную слабость в коленях, подумал Север. Когда он почти уже собрался с духом, чтобы отцепить от себя верещавшую особу и попытаться сбежать, на крыльце соседнего дома появилась женщина в синей форменной жилетке «Почты России». Поднесла было ко рту сигарету, но разглядела всю эту унизительную сцену и с окриками бросилась на помощь.

– Пшел! – покрикивала она, размахивая руками, как крыльями. Щуплый урка, испугавшись внезапной психической атаки, присел и заслонил бритую голову. – Пшел, кому говорю, сейчас полицию вызову!

Пока он, преследуемый по пятам, на полусогнутых ногах отступал к подъезду, запоздало осмелевший Север высвободился-таки из цепких объятий дамы его сердца и со смешанными чувствами наблюдал за тем, как она воет, распахнув щербатый рот, – никакого намека на жалость он не испытывал, скорее, желание пристрелить ее, чтоб не мучилась, а заодно и себя – за отсутствие жалости.

– Людка! – окрикнула ее работница почты, и Север удивился тому, как жалобно, почти умоляюще это прозвучало. – Ты опять, да? Он же убьет тебя, дура!

– Да иди ты, – заплетающимся языком пробормотала мгновенно успокоившаяся Людка и потащилась вверх по переулку в направлении магазина «Магнит».

– Шалава, – беззлобно бросила женщина и со вкусом закурила. Заметив Севера, она прикрыла сигарету рукой, словно от этого та стала незаметней. – Простите, батюшка. Перерыв пять минут.

Север сдержанно кивнул и отвернулся, не желая ее смущать.

– Убьет ведь, – бормотала она скорее сама себе, нежели безмолвному Северу. – Сначала зубы выбил, потом дух вышибет. А что сделать, если она сама его приваживает? На человека не похожа стала. А какая девка была… Умница, с дочкой в одном классе учились. Муж, Пашка, деловой такой мужик, непьющий, деньги зарабатывал. Чего не жилось? Ребеночка родили, Боренька, хороший мальчишечка, всегда сам по себе гулял, пока мамка с подругами пропадала. Не надо было ей туда работать идти – мужики какие-то, пьянки… Пашка-то ее застукал – простите, батюшка, Бога ради простите, как есть, так и говорю. Ушел от нее, квартиру эту оставил, у него, видать, тоже кто-то получше нашелся. Борьку жалко, сил никаких нет, он же к ней тянется, а она под забором валяется. Макароны сам себе варил, представляете? И гордый такой, что умел… и хорошо, что отец его забрал. Не знаю, как там они с судом решили, но там ведь тоже люди – на нее посмотреть да на него. Сразу ясно, с кем ребеночку лучше жить…

– Борька, а полностью – Боремир? – неуверенно предположил Север.

Она закивала, даже не удивившись тому, откуда Северу это известно.

– Сильное имя, красивое. Не пропадет мальчишка, дай Бог только, чтоб не пил!

– Так его отец к себе забрал? Прямо с улицы? Вы уверены?

– Ну а кто же? Самокатик так и остался лежать, торопился, видно, очень. У него и машина, и квартира где-то в заречной части, может, уже и семья другая – разве нормальный отец сына бросит, когда все устроено? Забрал его Пашка, и правильно сделал.

Северу вдруг очень захотелось, чтобы эта история оказалась правдой, и мальчик Боря действительно жил бы сейчас где-то подальше отсюда с папой, и ему купили бы новый самокат, и к школе все, наверное, тоже, и сейчас он гуляет в другом дворе, живой и веселый, и знать не знает никаких Куделек…

– Простите, пожалуйста, вопрос, наверное, странный… Не было ли у Бори на руке красной ниточки с именем? Детский браслетик. Такое сложно запомнить, но…

На долю секунды он перестал дышать. Скрестил пальцы на обеих руках, внутренне сжался, умоляя высшие силы о пощаде. Его собеседница бросила в урну погасшую сигарету и закатила глаза.

– Это когда они на день города в центр поехали, и Людка его в баре оставила. Как раз год назад дело было. Решила с ребенком время провести. Вырядилась как ш..! – выпалила она и осеклась. – Простите, батюшка, но уж что есть, то и говорю. Часа в четыре я вот так же вышла – идет, на ногах уже еле держится. Я ей кричу – Борька где? А она глазами хлопает – какой еще Борька? Сын твой, говорю! Мужу позвонила, он спустился, за шкирку ее и в машину. Нашли просто чудом в этой забегаловке, народу тьма, а Борька спал в уголочке, никто не заметил… Растолкали, глазенками хлопает – все мама да мама… Она его от себя, а он все равно к ней: «Мама, только не бей меня, я устал и уснул. Только не бей меня, мамочка». И штучка эта у него на руке была, яркая такая, с бусинками-буквами: «Боремир». Пока домой ехали, я его спросила, откуда красота такая, мама, что ли, купила? Дядя, говорит, подарил, это на счастье. Какой дядя – кто его знает. Задушила б я эту Людку своими руками, Господи, прости…