— Нам объяснили, что мы должны ненавидеть красных.

— Точно, — подтвердила Майло и обвела взглядом толпу. — И кто от этого выиграет? Я имею в виду, кроме главарей.

— Они-то точно выиграют. — Какая-то женщина показала на край карьера. — Ведь мы станем слабее!

Толпа взревела, соглашаясь с ней. Маленькие красные и синие тряпочки полетели на землю, взревел сигнал. В следующее мгновение пуля поразила женщину, которая согласилась с Майло. Толпа подалась назад.

Тамбо нажал на кнопку, и изображение исчезло.

Кван задумался над тем, что увидел. Агенты безопасности ответили на его вопрос. Вместо того чтобы сделать Майло Чен-Чу более сговорчивой, карьер укрепил ее бойцовские качества.

Он посмотрел на Тамбо, а потом на Пачек:

— Что вы предлагаете?

— Вытащить ее оттуда, — ответила женщина, — иначе она организует восстание.

Кван кивнул:

— Ваше мнение, офицер Тамбо? Вы согласны с предложением коллеги?

— Нет, — мрачно произнес Тамбо. — Не согласен. Я считаю, что вы должны прикончить гражданку Чен-Чу, пока это еще можно сделать. Она слишком опасна, чтобы оставлять ее в живых.

Несмотря на беспринципность и тот факт, что Кван, пусть и не впрямую, явился причиной многих смертей, он еще ни разу в жизни не отдавал такого приказа. Символическое убийство — да, например, когда он увольнял работников, чтобы снизить издержки. Но на самом деле — нет. От того, что он мог вот так, несколькими словами, решить судьбу живого человека, ему стало нехорошо.

Кван взглянул на Тамбо — казалось, громила в состоянии без проблем прикончить человека голыми руками. Лично, глядя в глаза своей жертве.

Тамбо, не мигая, смотрел на начальника, бросая ему вызов, словно желая сказать: «Я готов убивать по твоему приказу, а если будет нужно, разберусь и с тобой. А ты способен на это?»

Кван знал, что скорее всего не способен. Но еще он знал, что наделен властью сказать «нет» — в отличие от Тамбо.

— Спасибо, офицер Тамбо, мы не станем этого делать. Вовсе не потому, что я сомневаюсь в правильности ваших выводов... просто нам нужна информация, которой обладает Майло Чен-Чу. Заберите ее из ИКЗ-14 и поместите в одиночку.

Офицеры кивнули, подождали, пока Кван выйдет из комнаты, и последовали за ним.

Микробот был размером с крошечную точку в конце предложения. Но его ячейки памяти переполняла информация. Он быстро промчался по потолку, скользнул в щель и соединился со своей «няней» — очень маленьким устройством, обслуживающим шестнадцать «жучков».

Няня подзарядила микробота, запомнила собранные им данные и послала закодированный сигнал. Она не знала, кто получит информацию и как ею воспользуются. Она даже не знала, что не знает этого. Иногда неведение является благословением.

Было темно, очень темно, навигационные огни не светились. Только на короткое время загудел двигатель, когда самолет приблизился к побережью и помчался в глубь материка.

Пилот, человек по имени Падья, чувствовал себя ужасно. Он прекрасно понимал, что ему досталось очень неприятное задание.

К правому бедру Падьи была прикреплена небольшая дощечка, и он уже в десятый раз проверил распечатку. Приказ звучал вполне ясно и четко: приземлиться возле Хатги, взять пассажира и быстро убраться восвояси. Главное, проделать все так, чтобы мятежники ничего не заподозрили.

В этом, разумеется, ничего страшного нет. Хуже то, что, если приказ верен, а не является плодом воображения свихнувшегося компьютера, пассажира зовут гражданин Чен-Чу. Но ведь он исчез пятьдесят лет назад и должен быть мертв!

Навигационный компьютер тихонько звякнул, и на внутренней поверхности лобового стекла появилась проекция карты. Транспортный самолет находился в пяти милях от места встречи, и расстояние быстро сокращалось.

Падья выдал мысленный приказ через интерфейс, соединенный с его нервной системой, почувствовал, как скорость снизилась на пятьдесят процентов, и включил прожектор на носу самолета.

Белый шар коснулся земли и помчался вперед. Особенно смотреть было не на что: неприветливые скалы, пучки жухлой растительности и какие-то разбегавшиеся прочь животные. На горизонте сверкали огни — значит, там город.

Падья потянул на себя рукоять тормоза, взглянул на монитор и вдруг заметил внизу дорогу, которой, судя по многочисленным колеям, часто пользовались. Навкомп просигналил, и свет пролился на человека, державшего одной рукой велосипед. Другой, свободной, он помахал самолету.

Падья сделал большой круг, не увидел никаких признаков засады и совершил посадку. Потом заглушил все системы машины и поспешил в хвост.

Вообще-то в самолете данного класса имелся второй пилот и стрелок, но он оставил обоих на базе. В конце концов, зачем рисковать людьми, когда нет особой необходимости. Впрочем, спасибо они ему не сказали.

Падья нажал на кнопку, дверь раскрылась, и тут же начал опускаться трап.

Чен-Чу подождал, когда нижняя ступенька коснется земли, быстро поднялся наверх и показал на свой велосипед:

— Доброе утро... Местечко для него найдется?

Предполагалось, что Падья должен спросить у пассажира пароль, но он напрочь про него забыл. Если первый президент Конфедерации был известен в начале войны, к ее концу его слава удвоилась.

Пилот еще даже не родился, когда знаменитый промышленник перебрался в свое нынешнее тело, но он видел сотни снимков настоящего Чен-Чу и знал, что перед ним тот самый человек. Более того, он это чувствовал.

— Найдется, сэр! Добро пожаловать на борт.

Чен-Чу вежливо кивнул и проговорил:

— Спасибо. Хотите услышать пароль?

Падья поморщился от огорчения, что упустил такую важную деталь.

— Да, сэр. Прошу прощения, сэр.

— Монгол возвращается.

Пилот кивнул:

— Совершенно верно, сэр. А что это значит?

Чен-Чу улыбнулся:

— Я вернулся.

Нет более великого сражения, чем-то, в котором воин лишен своего оружия, поддержки товарищей и надежды.

Майло Нарлон-Да. «Жизнь воина». 1703-й стандартный год

Планета Земля, Независимое всемирное правительство

Голос вырвал Тиспин из глубокого освежающего сна. Она начала лихорадочно соображать, пытаясь одновременно найти глазами микрофон капитанского мостика и нащупать кнопку переговорного устройства. Что могло случиться? Атака, пожар?.. Цифры горели красным, все данные говорили о том, что ничего страшного не произошло.

— Да?

— Прошу простить за беспокойство, мэм, вы нужны на мостике.