Император Сигизмунд I поддержал Витовта и прислал ему проекты коронационного акта и акта возведения Великого Княжества Литовского и Русского в королевство: «Литовские короли будут самостоятельными и неподвластными или вассалами, ни нашими, ни Священной империи, ни чьими иными, служа щитом христианства на этой границе — помогая против языческих нападений». Сигизмунд I обещал, что королевскую корону привезут в Вильно к 8 сентября 1430 года.

На коронацию Витовта в Вильно собрались многочисленные гости: Ягайло с польской свитой, московский князь Василий Васильевич (внук Витовта), митрополит Фотий, золотоордынский хан Магомет, тверской, рязанский, одоевский, мазовецкий князья, перекопский хан, молдавский господарь, ливонский магистр, послы византийского императора. Но послы Сигизмунда, архиепископ магдебургский, венгерские магнаты Петр Юрга и Вовренец Гонревер, опатовский князь Премко не приехали и не привезли корону. Узнав о польских заставах на границе, они остановились во Франкфурте-на-Одере. Вместо этой короны поляки предложили Витовту польскую корону, которую готовы были сорвать с головы Ягайлы. Витовт отказался: «Взять себе корону польскую, которая принадлежит моему брату, — это дело оскорбительное и нестоящее. Это было б, в моем понимании, наибольшим уроном моей славы, если бы забрал корону с головы брата при его жизни и возложил на свою голову». Ему было понятно, что после его смерти корона перейдет сыну Ягайлы. Политическая комбинация просматривалась ясно: согласившись, Витовт становился номинальным королем, а точнее, хранителем польской короны.

«Ягайло при жизни уступает мне свою корону, — делился он своими мыслями с великим магистром, — удивляюсь, могу ли этому верить? Не думаю, что искренне. Владислав хочет только задобрить меня».

А Витовт хотел, чтобы Великое Княжество Литовское стало королевством, и это было бы достойным венцом его жизни.

Известие о том, что корону задержали во Франкфурте и ее не привезут в Вильно, ударило Витовта прямо в сердце. Князь не утерпел и взмолился к Ягайле: «Не из-за власти ищу я короны, но весь свет знает о моих ее поисках и я не могу же отказаться теперь от этого без великого для себя позора. Поэтому сделай мне это утешение в последние мгновения моей жизни». Ягайло молчал. «В таком случае дай мне корону на три дня, на день, на час, клянусь, что сразу же ее сложу». Ягайло по-прежнему молчал. Его молчаливое вероломство было настоящей мукой для израненной души Витовта, ибо унижало его достоинство, низводило на нет все им сделанное. И только тогда, когда Витовт занемог и стало понятно, что дни его сочтены, Ягайло согласился на коронацию.

С каждым днем князь терял силы. И на смертном одре мечтал Витовт о королевской короне и со слезами просил у Ягайлы: «Слаб я, не имею надежды выздороветь, но хотел бы перед смертью мою и моей любимой жены головы увенчать королевскими коронами, которые до этого могли заслужить у короля, господина и брата моего наймилейшего и у дорогой отчизны моей. Если же меня смерть в этой болючей болезни обминет, сложу и верну корону в королевскую руку и до скону буду жить в монастырском покое и уединении». И этого крика отчаяния не услышал Ягайло. Вопрос о короне он передал на рассмотрение польскому сенату. А тот ответил Витовтовым послам: «Витовт достоин почетнейших урядов, даже самой короны, но без нарушения мира и насилия присяги, раз данной, достигнуть этого не сумеет. Советуем мы ему больше не желать ее, ибо, как и сам понимает, кроме позора, унижения и вечной неславы в будущем не может получить, а на Литву и Польшу накличет ужасные беды».

Чувствуя приближение смерти, Витовт сказал Ягайле: «Видишь, найяснейший король и дорогой брат, что приходит последний час и что через несколько дней вынужден покинуть этот свет и тебя. Поэтому Великое Княжество Литовское, над которым правление держал из твоих рук, возвращаю тебе. Ты правь им сам или через посредство какого-нибудь достойного мужа. Жену мою и прелатов, князей и панов, тут присутствующих, и иных, которых тут нет, доверяю твоему найяснейшему достоинству. Прошу тебя позаботиться о них, придерживаясь данных им мною прав и дарений. Прошу тебя очень покорно, как могу, добром, прости мне мои выступления давние против тебя и то, что теперь задевал тебя по поводу моих стараний о короне». Видимо, Витовт передумал много на смертном одре и мысленным взором окинул прожитые годы. Хотел покинуть этот свет с чистой душой, вот и покаялся перед братом, которому доставил немало огорчений. Заботила Витовта и судьба Великого Княжества Литовского. И чтобы избавить его от потрясений междоусобных войн, за великокняжескую власть передавал свое государство Ягайле, надеясь на его благоразумие. Не своему брату Сигизмунду Кейстутовичу, человеку подозрительному и лишенному широты мышления, не горячему и необузданному Свидригайле Ольгердовичу, который мог раскачать державную ладью, бросаясь в крайности. Он покидал огромное и сильное государство и хотел, чтобы наследник сохранил величие сделанного им. Странно, но именно его неприятель-союзник был тем, кто мог достойно продолжить эту миссию. Сдержанный и осмотрительный Ягайло не ввергнет Великое Княжество в пучину войн и внутренних потрясений.

Осмысливая прожитое, Витовт понял важную для каждого христианина истину: «Раньше, веря в другие догмы, эту считал я для верования тяжелой, но теперь не столько уже верой, но и умом охватываю, что каждый человек воскреснет после смерти и за свои дела получит соответствующую плату». Может, это прозрение было для Витовта дороже королевской короны. 27 октября 1430 года он умер в родных Троках.

«Величие Литвы было им создано и с ним сгинет», — определил жизненный итог Витовта хронист Ян Длугош. Он же и дал характеристику Витовту. «Возмужав, взял он на себя всякие труды, делил время на решение публичных и личных дел так, что даже самую меньшую частичку дня не тратил зря. При решении судебных постановлений на жалобы, принесенные поданными, был таким усердным, что, если дело этого требовало, выдавал постановления и ответы за столом дома и во время путешествия, решал справедливо тем, кто просил. Этим одним заслужил у своих подданных большой почет своему имени. Против его власти ни люд, ни шляхта литовская не имели смелости противиться и отважиться. Если выпадало когда отдохнуть, то ехал на охоту или играл в кости. Но мало увлекался этими забавами, ибо считал, что глуп и недостойный тот князь, кто, увлекаясь охотой, запустил государственные дела. Связывали его очень доброжелательные отношения с купцами. Пользуясь их помощью, приобрел для своей казны множество очень ценных вещей золотых, серебряных, дорогих камней, тканей, мехов и иных сокровищ, с помощью которых оказывал потом свою широкую благородность. Хоть в еде был умеренный, как и в питье. Всю жизнь не употреблял ни вина, ни меда, но пил только чистую воду.

Среди людей нашего времени было широко принято мнение, что никого из современных правителей нельзя сравнить с Витовтом, что ни один из них не превосходит его ни щедростью, ни умелыми действиями. Он первый славой свершенных дел и прозвучавших эхом своих деяний вынес на свет и осветил прозябающую в тени бедную и несчастную свою отчизну, которая при следующих князьях не имела подобного величия.

Был он суровым к своим подданным, не прощал им никаких погрешений без наказания. От его внимания не могло уйти никакими способами укрываемое преступление. К гостям относился доброжелательно и приятно. Своих державцев и чиновников карал и лишал имущества, которым они обогатились при взимании дани, а также грабежом».