– Не забывайте меня в ваших молитвах, – промолвил Джек.

После чего бегом бросился прочь, вслед за лжесолдатами, которые сломя голову неслись к ближайшему переулку. Канарейка разочарованно чирикнула и устремилась в ту же сторону, выписывая в воздухе волнообразную кривую.

А Джоанна все стояла на месте, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу, и смотрела Джеку вслед.

Когда примерно в четыре часа пополудни слуга вошел в гостиную особняка Фортескью, прочно занятую Блэйком, он застал капитана на прежнем месте. Тот сидел с карандашом и колдовал над каким-то листком с нацарапанными на нем буквами и цифрами, время от времени заглядывая в небольшую записную книжку, лежащую на столе. На губах капитана то и дело расцветала самодовольная улыбка, серые глаза, обычно такие холодные, сверкали сдержанной радостью. Судя по всему, капитан Блэйк находился в отменном расположении духа, и у него для этого явно был какой-то серьезный повод.

Слуга робко кашлянул.

– Да? – спросил Блэйк, не поднимая головы.

– Там прислали сказать, – почтительно доложил слуга, – что эшафот на площади уже готов, сэр. Полковник Салливан спрашивает, какие будут указания.

– Сейчас иду, – отозвался Блэйк.

Полковник Салливан, сидевший верхом на рослой вороной лошади, ждал его снаружи. Рядом бой держал в поводу оседланную чалую лошадь, очевидно, предназначенную для Блэйка.

С легкостью, весьма примечательной для бывалого моряка, капитан Блэйк поднялся в седло. В небе еще стояли облака, но дождь кончился. Через несколько мгновений выглянуло солнце.

– Куда мы едем? – спросил полковник.

– На площадь, – ответил Блэйк. – Наверняка друзья капитана Джека пожелают освободить его, когда осужденного поведут вешать. А мы должны сделать все, чтобы помешать им.

– Вокруг эшафота уже собирается толпа, – заметил Салливан, труся вслед за Блэйком по поднимающейся в гору улице.

– Мне нужно как можно больше солдат, – продолжал Блэйк, – чтобы они перекрыли все подступы к площади. – И тут его осенила замечательная мысль. – Вот что, полковник. Пусть часть солдат переоденется в обычную одежду и смешается с толпой. Может быть, нам понадобится их помощь, чтобы схватить сообщников Осборна.

– Вы думаете, это поможет вернуть порт-ройялское сокровище? – недовольно спросил Салливан, для которого солдат без мундира воплощал собой чуть ли не верх неприличия.

– Что я думаю, вас не касается, – отрезал Блэйк, и его глаза сузились. – Главное – не упустить сообщников Джека Везунчика, когда они появятся.

Если полковник надеялся, что тем дело и ограничится, то он жестоко ошибся. Прискакав к площади, на которой вовсю гудел собравшийся народ, Блэйк пожелал самолично расставить караулы солдат. Он объехал площадь, обследовал все прилегающие улочки, даже поднялся на эшафот и попробовал, насколько прочна веревка, закрепленная на виселице. Салливан, глядя на такую дотошность, только головой качал.

Казнь назначили на шесть часов вечера, а уже в половине шестого площадь оказалась забита так, что яблоку было негде упасть. Количество солдат в красных мундирах, пеших и конных, тоже превышало все мыслимые пределы. Салливан снял шляпу и утер платком влажный лоб. Он смертельно скучал и теперь желал только одного – чтобы вся эта галиматья поскорее кончилась.

Неожиданно в толпе пронесся шепот, люди стали подниматься на цыпочки, и все головы, как одна, повернулись к улочке, спускающейся к тюрьме. «Ага, значит, везут осужденного», – сообразил Блэйк.

Но вместо осужденного на площадь пробивался запыхавшийся всадник в красном мундире. Его конь косил глазом и ронял пену.

– Дорогу, дорогу! – кричал верховой.

Толпа нехотя раздалась, и солдат смог приблизиться к Блэйку.

При появлении всадника в красном в груди капитана шевельнулось нехорошее предчувствие. Но надо отдать Блэйку должное – он почти не удивился, когда солдат, смущенно козырнув, доложил:

– Такое дело, сэр… Осужденный Джек Осборн бежал из тюрьмы.

Полковник Салливан, затаив дыхание, с нескрываемым интересом ждал реакции Блэйка на оглушительное известие. Успев составить себе о своем новом знакомом определенное мнение, полковник склонялся к тому, что капитан вполне способен прикончить гонца, который принес несчастливую весть, или даже отмочить еще что-нибудь похуже – например, велеть повесить нерадивых тюремщиков на той же самой виселице, которая была уготована ускользнувшему от них пленнику. Однако, к разочарованию полковника, Блэйк даже бровью не повел. Что бы ни творилось в его душе, он не дал своим чувствам выплеснуться наружу и лишь ограничился тем, что ядовито осведомился:

– Позволено ли мне будет спросить, каким образом осужденный смог бежать из тюрьмы, если сам губернатор Олдингтон уверял меня, что оттуда даже и мышь не скроется? Или у местной охраны вошло в привычку держать двери камер открытыми настежь?

– Нет, сэр, – пробормотал солдат, куда больше опешив от этого изысканно-язвительного тона, чем от неприкрытой грубости, которую ожидал. – Мы и сами не можем понять, что случилось. Похоже, Джеку Осборну удалось уйти в одежде священника, который должен был принять у него исповедь.

Блэйк помрачнел. Затем резко спросил:

– А где сам священник?

– Его только что освободили от цепей, сэр, – смущенно признался солдат. – Джек Осборн оглушил его, надел на него цепи, переоделся в его одежду и сбежал.

– Надо же, как мило! – проскрежетал капитан Блэйк. – А где находились люди, которым я велел ни на минуту не отлучаться от пленника?

– Они были рядом, сэр, – оправдывался верховой. – Просто со священником пришли двое солдат, и тюремщики подумали…

– Двое солдат? – придушенным голосом переспросил Блэйк. – Среди них не было случайно такого зеленоглазого, с золотыми волосами?

Верховой открыл рот и вытаращился на капитана.

– Вроде был, сэр, – несмело доложил он. – А откуда вы знаете?

– И вы пустили его к пленнику? – безнадежно спросил Блэйк.

Ноздри его раздувались, и Салливан с удовлетворением констатировал, что вот-вот должен последовать взрыв.

– Так ведь он был со священником, – пробормотал солдат, – а губернатор велел священника пропустить…

Блэйк отвернулся.

– Салливан!

– Да, сэр? – спросил полковник.

– Можете распустить людей. Капитан Джек ушел. Больше он нам уже не попадется.

– Но, сэр…

– Выполняйте, черт подери, что вам сказано! – вскипел Блэйк. Больше всего на свете он ненавидел, когда ему перечили.

Поскольку Салливан больше всего на свете ненавидел, когда ему приказывали, нет ничего удивительного, что его ответ прозвучал донельзя сухо, хотя полковник сказал всего лишь: