Но время стёрло всё. И нужно было это признать.

Рома вышел в летний город и ответил Анечке.

– Рома! – радостно говорила в трубку любимая женщина. – Я почти закончила. Ты хотел мне сам купальник выбрать.

– Да. Я сейчас подъеду, – он закрыл глаза и подставил лицо яркому солнечному свету.

– Всё, жду.

– Люблю тебя.

– Анечка-солнышко или Лань-длинноногая? – рассмеялась в трубку.

– Госпожа Шишкова, – усмехнулся Рома. – Кольца сегодня купим.

– Я не сказал «да», миллорд.

Ответить Рома не смог. Отключил звонок и отправил ей пошлый смайлик.

Она сидела в летнем кафе у большого торгового центра. Под зонтиком пряталась. Кожа нежная, солнечный свет не любила, поэтому опять от неё будет пахнуть лосьонами. Они уезжают на море. Две недели отпуска после отчётного квартала.

Платье короткое, нежно-сиреневое и макияж на красивом личике. У длинных стройных ножек, обутых в золотые босоножки на высоком каблуке, стояло около десятка пакетов с новыми вещами.

За столиком рядом сидело два охранника. Рома своё солнышко берёг, одну не оставлял.

Припарковаться было негде. Поэтому он заехал на подземную парковку и там нашёл место. Поспешил на встречу. Пакеты охранники бросят в его машину, а он купит обручальные кольца, и перед вылетом на Кубу, распишется с Анечкой.

А потом, как доктор прописал, он Аню с её высоким интеллектом загрузит работой. Она у него будет отвечать за виртуальную охрану предприятия, общаться с иностранцами и вкалывать на всех фронтах, включая любовный. И четыре раза в год проходить осмотр у врача. И в отпуска ездить.

Рома достал свой телефон, там были внесены все пункты рекомендаций от врача. Нужно составить план действий. Ей необходимо пару раз в неделю рисовать и заниматься спортом. И питание сбалансированное. Для этого Рома наймёт кухарку.

И очень важно предупредить Штопора, что у него теперь ребёнок на руках, с которым он будет нянчиться, чтобы ещё что-нибудь не учудила. Так что, пьянки и гулянки будут редкими, сведены к минимуму.

Рома вышел в летнее кафе. Заметив его, Лань встрепенулась и помахала рукой, приглашая присоединиться к обеду.

Тяжесть от встречи с Линёвым спала. Он позвонил Коле Журавлёву, дав приказ замять дело с ворованными машинами и не кидать на Тимофея старый долг.

Рома отпускал прошлое и раскинул руки в стороны, поймал своё будущее. Будущее обивала его шею и повисла на любимом мужчине, оторвав ножки от земли.

Они облепили Рому с двух сторон и беспрерывно говорили. Для своих тринадцати лет были слишком хорошо развиты, и Рома почему-то стеснялся такого пристального внимания со стороны двух девочек-подростков.

Элеонора и Эвелина трещали без умолку, сводя Рому с ума своим беспрерывным щебетом на разные темы. Под руки взяли и переговаривались между собой, выглядывая из-за его широких плеч, привлекали дядьку к разговору и задавили бесчисленное количество вопросов, даже не дожидаясь ответа, продолжали спрашивать.

Смешные. Походили на двух жеребят. Забавные такие. Хотелось обнять поцеловать, но Рома сдержался. Они сами об него тёрлись и льнули, как к родному.

Собственно они и считали его родным дядей.

Не сразу Рома это понял, а потом в разговоре выяснилось. Их папаша, Трэш все последние двенадцать лет вспоминал его и рассказывал, что Рома Шишков ему брат.

Когда Рома осознал, почему девочки на него так накинулись, сразу вжился в роль дядюшки. Пожурил девок за разговоры про парней и втихаря от родителей дал денег.

И благодать на душе.

Ещё и племянницы объявились.

Савиновы в его загородный дом приехали всей семьёй. Привезли трёх детей и мамашу Трэша.

Лиду Рома не любил. Она болела алкоголизмом и когда родной отец Никиты погиб, закрывала глаза на то, что хахаль новый бьёт родного сына. Ну, как бьёт. Дрался Трэш с отчимом. В четырнадцать получал, а в шестнадцать отчим старался не нарываться, потому что получал сдачи.

В то время Рома сам остался без матери. И его отчим работал, чтобы восстановить дом. Кормить приходилось Трэша и таскать с собой в гаражи, где на ремонте машин можно было подзаработать. Когда отчим Ромы тоже запил, они с Никитой вдвоём искали что пожрать. Воровали картошку с огородов, рыбу ловили в реке, бывало, в магазинах воровали. А было время… в помойных контейнерах копались, чтобы не сдохнуть с голода. Подкармливали их, знакомые и учителя. В школе кормили бесплатно.

И чтобы Шиша не находил, всегда делил с Трэшем поровну. И тот делал то же самое, поэтому и не пропали.

После такого, конечно, они братья. И все дети Никиты – племянники Ромы.

И пусть матерью всех троих детей была Света Тугарина, мать Катьки, к ним как к родным относились. И мелкий пацанёнок в штанах на лямках, бегающий по плитке двора, казался очень похожим на Катюху. И мамкал, протягивая к пузатой Катьке ручки. Подружился с дочерью Клинова, которая была старше и тащила играть в надувной замок.

Замок был огромным, арендованным на два дня. И Рома лелеял надежду, что они с мужиками выпьют и тоже попрыгают. Ну, не было у Ромы детства как такового. И Анечка ему самолёт на пульте управления на днях купила. И он запускал с просьбой никому не рассказывать. Очень хотелось для отмазки ребёнка заделать и покупать себе новые гаджеты уже обоснованно.

И не для отмазки тоже. Хотел ребёнка.

Так что семья приехала на день рождения его Анечки. Брат с семьёй.

И друг.

Почти друг, пока Рома ему не должен.

Сёма Штирберг вывалился из машины с футляром скрипки в руках. Выскочила из машины крашеная курица. Кристина залетела от Штопора, и он был рад. Обещал жениться, когда генетический тест на отцовство сделает.

Кристинка выглядела не очень хорошо, разъехалась в фигуре и в мордахе. Увидев кучу детей и беременную Катю, вдруг заныла, разревелась. Крест с женой принялись её утешать больную.

День был на загляденье тёплым. И приятный ветер шевелил кусты и лиственные деревья, уже тронутые золотом и багрянцем. Ранняя осень без дождей и с аномально высокой температурой, поэтому никто из гостей не надел верхнюю одежду, и пиршество готовили во дворе.

На вечнозелёной лужайке, где резвились дети, был надут замок и тявкал мелкий собачонок. Развернули стол, и именинница помогла жене Клинова накрывать.

Анечка в этот день надела тёмно-бардовое платье до колен, с длинным рукавом, что у локтя уходил в клёш. Тонкий бархат ложился по идеальной, красивой фигуре, обтягивая хрупкий стан. Она носила высокий каблук и ножки белые в белых чулках (Шиша был предупреждён, что там чулки) казались ещё длиннее, чем есть на самом деле. Распущенные локоны кипенно-белые чуть трогал ветерок и сахарные пальчики то и дело скидывали их с лица.