Брэдли открыл какой-то ящик и протянул ей маленький предмет.

— Гироскопический скальпель, — сказал он. — Не дрогнет в руке, даже если корабль перевернется вверх тормашками.

— Ну надо же! — воскликнула госпожа Лоусон.

— Что там творится? — спросила я.

Брэдли только нахмурился, однако в его Шуме кривились и гримасничали возмущенные лица людей. Кто- то презрительно обзывал его Гуманистом…

А кто-то даже плюнул в него.

— Брэдли…

— Держитесь крепче, — сказал он. И остался с нами, не пожелав помогать Симоне.

Целительницы без передышки работали над ранами Ли. Я и забыла, какое это удивительное зрелище — госпожа Койл за работой. Сосредоточенная и свирепая, она полностью погрузилась в процесс врачевания и словно бы вовсе не замечала, как завелись двигатели, корабль медленно поднялся в воздух и внизу загремели первые взрывы.

Госпожа Койл все работала и работала.

Теперь, когда Симона завершает последний круг над холмом, я чувствую жар в Шуме Брэдли — он с ужасом ждет, что откроется нашим взорам после приземления.

— Все настолько плохо? — спрашивает госпожа Койл, закрепляя последний шов.

— Ваши люди забыли даже о телах погибших, — говорит Брэдли. — Все твердили, что мы должны показать силу, и немедленно.

Госпожа Койл подходит к раковине в стене и начинает мыть руки:

— Теперь они будут довольны. Вы исполнили свой долг.

— Так это теперь наш долг? — вопрошает Брэдли. — Бомбить врага, которого мы в глаза не видели?

— Вы же вмешались в войну, — отвечает госпожа Койл. — Теперь нельзя просто взять и выйти из нее. На кону тысячи жизней.

— А вы только этого и добивались.

— Брэдли. — Мой комм снова пищит, но я пока не могу отпустить Ли. — На нас же напали!

— Но первыми напали мы, — говорит он. — Так и будет продолжаться до тех пор, пока мы все не умрем.

Я опускаю взгляд на лицо Ли: из-под повязок торчит кончик его носа, рот широко открыт и тяжело втягивает воздух, белые волосы в моих руках липкие от крови. Я чувствую его болезненный жар, тяжесть его тела.

Он уже никогда не будет прежним, никогда… От этой мысли в горле встает ком, а грудь спирает.

Вот что такое война. У меня на руках. Это и есть война.

В кармане снова пищит комм.

— На нейтральной территории? — Мэр вскидывает брови. — И где же это, по-твоему?

— В бывшем лечебном доме госпожи Койл, — говорю я. — Так сказала Виола. Госпожа Койл и люди с корабля-разведчика готовы встретиться с вами на рассвете.

— Не совсем нейтральная территория, тебе не кажется? — замечает мэр. — Впрочем, очень умно.

Он на секунду задумывается, разглядывая доклады мистера Тейта и О’Хары о положении дел.

А положение это невеселое.

Площадь разгромлена. Половину палаток смыло водой из цистерны. К счастью, моя стояла довольно далеко, и до Ангаррад волна тоже не докатилась, но все остальное промокло насквозь. Одна стена продуктового склада рухнула, и мэр отправил туда людей: разобрать уцелевшую провизию и понять, как скоро нам придет конец.

— Как они ловко с нами обошлись, — говорит мэр, хмуро разглядывая бумаги. — Одним ударом лишили нас девяноста пяти процентов воды. Даже если выдавать по минимуму, оставшихся запасов хватит максимум на четыре дня. А до прибытия кораблей — шесть недель.

— Что с едой?

— Здесь нам повезло больше. — Он протягивает мне доклад. — Вот, посмотри сам.

Я впираюсь в бумаги. Каракули мистера Тейта и мистера О’Хары, кружки и черточки, похожи на жирных черных крыс, которых мы ловили в сарае на ферме: стоило приподнять половицу, как они молнией улепетывали прочь — глазом моргнуть не успеешь. Я смотрю на страницы и не могу понять, как люди вапще разбирают эту писанину: столько разных букв в разных местах, но все они каким-то чудом складываются в единое целое…

— Прости, Тодд. — Мэр убирает бумаги. — Я забыл.

Я отворачиваюсь к Ангаррад. Ну-ну, так я ему и поверил! Он никогда ничего не забывает.

— Знаешь, — почти ласково произносит он, — я мог бы научить тебя читать.

От этих слов у меня внутри все начинает гореть еще жарче: я так пристыжен и раздосадован, что хочется оторвать кому-нибудь башку…

— Это проще, чем ты думаешь, — говорит он. — Я уже давно разрабатывал способ использовать Шум для обучения…

— Хочешь отблагодарить меня за спасение жизни? — язвительно спрашиваю я. — Не любишь быть в долгу?

— Ну, в этом смысле мы квиты, Тодд. К тому же стыдиться мне нечего…

— Заткнись уже, ладно?

Мэр смотрит на меня долгим взглядом.

— Хорошо. Я не хотел тебя обидеть. Скажи Виоле, что я согласен на все их требования. — Он встает. — Более того, на встречу мы с тобой поедем вместе.

— Подозрительно как-то, — говорю я в комм.

— Знаю, — отвечает Тодд. — Я думал, он начнет спорить, а он как миленький на все согласился.

— Госпожа Койл с самого начала говорила, что он к ней придет. Похоже, она была права.

— Почему, интересно, я этому не рад?

Я прыскаю со смеху и тут же закашливаюсь.

— Как здоровье? — озабоченно спрашивает Тодд.

— Хорошо, хорошо! — выпаливаю я. — Я больше переживаю за Ли.

— А он как?

— Состояние стабильное, но все еще неважное. Госпожа Лоусон все время дает ему снотворные и будит, только чтобы покормить.

— Ух… Передавай ему привет. — Тодд косится куда-то в сторону. — Да сказал же, одну минуту! — Он переводит взгляд обратно на меня. — Ладно, пойду. Мэр хочет обсудить завтрашнюю встречу.

— Уверена, госпожа Койл тоже. До завтра!

Он робко улыбается:

— Наконец-то я тебя увижу. В смысле, лично. Сто лет не виделись.

Я прощаюсь и жму кнопку отбоя.

На соседней койке крепко спит Ли. Госпожа Лоусон сидит в углу и каждые пять минут проверяет его жизненные показатели на мониторах. Про меня она тоже не забывает и пробует на мне особый способ лечения, практикуемый госпожой Койл: лекарства вводятся строго по времени. Инфекция, похоже, понемногу перебирается из руки в легкие.

Инфекция смертельна, сказала госпожа Койл.

Смертельна.

Не знаю, можно ли ей верить. Вдруг она снова делает из мухи слона, чтобы добиться моей поддержки?

Поэтому я и не рассказала Тодду о болезни. Если он станет волноваться за мою жизнь — а он наверняка станет, — я и сама начну думать, что госпожа Койл права…