— Полагаю, его обронила миссис Тули или кто-то еще из служанок. Но если там не вышито имя или инициалы, то трудно сказать, чей он. Он может принадлежать практически кому угодно.

В тот же день в шесть часов Агнесс отправилась наверх, чтобы узнать, что заключалось в послании мистера Питта. Пошел снег, и маленькие снежинки, покрывшие землю, скрыли все следы грязи и опасности, которые таил в себе город. Теодор отправился в библиотеку, чтобы приятно провести время наедине с графином портвейна. Когда Агнесс вошла в комнату, там царил полумрак, и книжные полки и бархатные шторы терялись в тени. В камине горел яркий огонь, загороженный двумя железными решетками с лапами львов. Свет от серебряного канделябра освещал круглый стол в центре комнаты, на котором были разбросаны рисунки гравировок и другие бумаги. Гравировки предназначались для античных урн и саркофагов. Теодор изучал их с помощью лупы с рукояткой, украшенной затейливой резьбой, делая заметки на листе бумаги, лежащем рядом. Услышав шаги, он поднял голову и с минуту смотрел, как показалось Агнесс, блуждающими пустыми глазами. Он почесал парик, неуверенно поднял стакан и отпил глоток портвейна, так, словно голова его была занята чем-то совсем другим.

— Я пришла, сэр, — сказала Агнесс, — потому что мистер Мэттью сообщил, что пришло письмо и вы хотели меня видеть по этому поводу.

— Письмо, — эхом откликнулся Теодор. Он поставил стакан, легонько рыгнул и начал рыться в бумагах, разбросанных по столу. — Да-да, действительно. Мистер Питт прислал письмо, его доставил один из его помощников.

— Надеюсь, новости хорошие?

Он задумчиво кивнул:

— Довольно многообещающие. На большее я не мог и надеяться в подобных обстоятельствах. Мистер Питт сообщает, что он узнал, кто украл чашу для охлаждения вина. Она все еще в целости и сохранности и будет возвращена, если мы уплатим требуемую сумму.

— А сумма разумная?

Теодор пожевал губами с таким видом, будто ему на язык попало что-то горькое и опустил глаза на лежащую перед ним гравировку: подсвечник в форме коринфской колонны.

— Если я не заплачу, чашу расплавят, и тогда вся работа пропадет, а серебро нельзя будет найти, — сказал он. — Питту не свойственно угрожать, он точно знает, что делает. Помнится, я уже говорил вам, что дело наше далеко не такое прочное, как раньше. Такая потеря может окончиться для меня долговой ямой.

По тону Теодора Агнесс могла с уверенностью сказать, что он утонул в жалости к самому себе, чему явно способствовал выпитый портвейн. Разве она сама совсем недавно не выяснила, к чему может привести лишний стаканчик вина? Однако гравировка на подсвечнике напомнила Агнесс о подносе, который разглядывал Уильямс. Если Теодор прибегает к уходу от налогов, тогда потеря не так уж велика, как он хочет показать. В сумму, которую он возьмет с Грея за чашу для охлаждения вина, будет включен и налог, то есть дополнительные тридцать фунтов. Предположим, что чаша никогда не проверялась в Зале золотых дел мастеров, тогда эта сумма попадает прямиком в карман Теодора.

Агнесс подумала о необъяснимых путешествиях Роуз наверх и в мастерскую и о ее связи с Рили. Многое говорит о том, что она была участницей этого мошенничества. Возможно, Теодор использовал Роуз как посредницу, а она стала жадничать и в преддверье своего побега к любовнику захотела больше, чем Теодор был согласен заплатить за ее помощь. В этом случае не жадность ли привела ее к смерти? Но если вспомнить, что кража была, скорее всего, организована тем же человеком, который убил Роуз и Ноя, эта теория не выдерживала критики. Смешно предполагать, что Теодор организовал ограбление своей мастерской, убил своего подмастерья и потом собирался платить за возвращение своей собственности.

Исключив Теодора из числа подозреваемых, Агнесс уже было собралась рассказать ему о том, что нашла пистолет, но засомневалась. Он прямо сказал ей, что его интересует только чаша. Она колебалась, был ли смысл поднимать тему, которая может только разозлить его.

На Агнесс нашла тоска. Она должна была что-то сказать, но боялась ответа Теодора. Ей стало казаться, что в комнате душно и густой запах портвейна пропитал все вокруг. Ей никогда не нравилось подниматься наверх, а сейчас больше, чем всегда, хотелось вернуться в свою кухню. Но Теодор пока был не готов отпустить ее. «Да и кухня теперь, — напомнила она себе, — была уже не таким безопасным местом».

Наконец Теодор нашел письмо и сделал вид, что внимательно его читает.

— А, да, вот оно, миссис Мидоус. Вот что пишет мистер Питт. Если я согласен с его условиями, вы должны сообщить ему об этом сегодня вечером. Посыльный, доставивший это письмо, будет ждать ответа на улице. Завтра утром пораньше вы должны передать ему двести гиней, и тогда он задействует свой план возвращения чаши для охлаждения вина. Разумеется, сумма значительная, и он не хочет, чтобы вас ограбили, поэтому он пошлет собственного кучера и коляску, чтобы забрать вас. Вы можете взять с собой одного сопровождающего, который поможет вам вернуть чашу.

Агнесс не обратила внимания на неожиданный жар в груди.

— Судья Кордингли об этом знает?

— Нет, он узнает, только когда передача состоится. Он станет настаивать на вмешательстве, а если Питт узнает, что тут замешан закон, то позаботится, чтобы об удовлетворительном решении этой проблемы не могло быть и речи.

— При всем моем уважении, сэр, произошли два убийства, которые почти наверняка связаны с этой чашей. Закон обязательно должен вмешаться. Разве не следует хотя бы допросить Питта по поводу этих событий?

— Вы прекрасно знаете, что судья Кордингли делает все возможное. И с чего это вдруг я стану настаивать на аресте Питта, если нет абсолютно никаких улик, привязывающих его хотя бы к одному из преступлений? К тому же он собирается помочь вернуть чашу. Я должен быть идиотом, чтобы так поступить, миссис Мидоус.

Агнесс вспомнила Питта, прикосновение его губ к ее пальцам, его вкрадчивый взгляд. Как она могла забыть? Это и ее растущие сомнения насчет личности убийцы усилили ее возбуждение, мысли совсем перепутались. Она не хотела верить, что убийца — человек, с которым она жила и работала в одном доме. Она не хотела, чтобы виновными оказались Теодор, Джон, Филипп, Нэнси или мистер Мэттью. Мог Питт быть убийцей? Не присоединился ли он к Дрейку ночью, убил Ноя Праута, а затем и Роуз, только потому что та встретилась на его пути, когда спешила на свидание? Каким бы невероятным ни было такое предположение, Агнесс хотелось в него верить, чтобы забыть о других, более неприятных возможностях. Но от одного факта она не могла отделаться: если Питт убийца, каким образом пистолет попал в подвал?

Ей было достаточно упомянуть имя Элси, как связь между мистером Питтом и кражей будет установлена. Но она дала слово, и если нарушит его, последствия для Элси могут быть катастрофическими. Поэтому Агнесс предпочла поспорить:

— При всем уважении, сэр, не показалось ли вам предложение Питта подозрительным? В его распоряжении множество подручных. Если он узнает, что у меня с собой двести гиней, то, даже если я буду не одна, кто помешает ему совершить еще одно нападение?