Евдокия дотянет лишь до первых осенних холодов. Два с половиной месяца — разве этого мало для земляного мешка? К тому же она слабее телом и духом, до конца не перестанет убиваться об осиротевших детях. Федосья крепче, упорней, но и ей не пережить зимы. Федосьи не станет 2 ноября 1675 года. И перед смертью что-то сломится в ней, что-то не выдержит муки. Она попросит у стражника: «Помилуй мя, даждь ми колачика, поне хлебца. Поне мало сухариков. Поне яблочко или огурчик». И на все получит отказ: не могу, не смею, боюсь. В одном стражник не сможет отказать Федосье — вымыть на реке единственную ее рубаху, чтобы помереть и лечь в гроб чистой. Шла зима, и в воздухе висел белый пух, тот самый, за который Геродот назвал эту родину северного ветра Птерофорией. Спуститься в земляной мешок было неудобно, и стражники вытащили окоченевшее тело Федосьи на веревочной петле.

Участники разыгравшейся драмы начинают уходить один за другим. Ровно через три месяца после Федосьи не стало царя Алексея Михайловича. В Пустозерске был сожжен в срубе протопоп Аввакум. В августе 1681 года, также в ссылке, скончался Никон. А в 1682 году к власти пришла от имени младших своих братьев царевна Софья. Она меньше всего собиралась поддерживать старообрядцев, боролась с ними железной рукой. Но братьев Соковниных вернула из ссылки, разрешила им перезахоронить Федосью и Евдокию и поставить над их могилой плиту. Место это на городском валу получило название Городища и стало местом паломничества.

В сегодняшнем Боровске уже нет памятной плиты, и можно лишь приблизительно определить, где она находилась, — на месте, занятом современным многоквартирным домом.

А полотно Сурикова живет. В нем есть исторические неточности, но безошибочно и мощно воплощено великое свойство русского характера — непокорство насилию, неукротимость несогласия с грубой властью. Художником воплощена и великая народная драма — раскол, который у нас всегда яростен и потому особенно опасен. Этот раскол, как устоявшееся три с лишним столетия и вновь возгорающееся противостояние старообрядчества и «исправленной» церкви, особенно трагичен. На суриковском полотне бунт Федосьи Морозовой влечет за собою одних и ненавистен другим. А есть еще и третьи — любопытствующие наблюдатели. Потом это многократно повторится в нашей истории и докатится до наших дней. Но подлинное искусство потому и непреходяще, что постигает глубины, а не случайности человеческого существования. И невольно приходят на память строки Пушкина: «Что развивается в трагедии? Какая цель ее? Человек и народ. Судьба человеческая — судьба народная».

В конце концов, случайно обратившая на себя внимание подробность могла не иметь никакого значения.

Минута смерти — так ли важно ее установить? Год, месяц, число — это понятно. Речь шла о смене власти. Престол не мог оставаться незанятым: не стало Федора Алексеевича — царем был провозглашен его младший сводный брат Петр I. 27 апреля 1682 года, в четверг.

Ивановская площадь Кремля с Иваном Великим.

Каждый уходил из жизни по-своему. При иных обстоятельствах. С иными подробностями. Обычно — с объявленным народу наследником, которому еще предстояло утвердиться на престоле. Всегда — с духовной, которую спешили или не спешили выполнять. Последняя воля обретала силу лишь в первом желании нового властителя. Неизменной оставалась запись Дворцовых разрядов. Краткая. Вразумительная. Следующая определенной формуле.

Михаил Федорович, первый из рода Романовых, скончался 1645 года июля 13-го дня в 4-м часу ночи. Отсчет точного времени в тот век начинался с наших восьми вечера. Выходит, смерть наступила около полуночи.

Его сын и наследник, царь Алексей Михайлович, приказал долго жить 1676 года января 30 числа, тоже в 4-м часу ночи. Оба находились у власти по тридцать лет.

С внуком, царем Федором Алексеевичем, все обстояло по-другому. Мало того, что оказался на престоле подростком, но и оставался на нем всего шесть лет. Правление слишком короткое, а возраст слишком юный, чтобы оставить по себе заметный след. И тем не менее источники не удовлетворялись обычной формулой, но при этом не сходились ни в часах, ни в минутах. Здесь и 11 часов 45 минут, и 12 часов 15 минут, и 12 часов 30 минут, и просто первый час дня, наконец, 17 и даже 18 часов.

Амплитуда колебаний в пределах от утра до вечера представлялась тем более невероятной, что кончины хворого царя ждали, что произошла она, как считается, в присутствии всей царской семьи, духовенства, двора, дворцовой прислуги, и сразу за ней должен был последовать ряд действий, связанных с переходом власти и торжественным, но скорым — так полагалось — погребением.

Различная степень осведомленности и достоверности сведений? Различный характер связей со двором? Но при этом все авторы располагали не вызывавшими сомнений источниками информации. Другое дело, что представлял каждый иную придворную и приказную группу, если не партию. В сложнейших хитросплетениях ниточки тянулись к разным приказам, к успевшим в одночасье сменить друг друга патриархам, к фавориту царевны Софьи князю В. В. Голицыну, к Сильвестру Медведеву, к купцам, горожанам, придворным. Не в этой ли принадлежности следовало искать причины расхождений? Ошибки должны были иметь причину, они могли иметь и цель.

Конечно, все начиналось с летописцев, с того, кем эти свидетели были. Но в том-то и дело — собственно свидетелей среди авторов записок о царской кончине не имелось. Записи делались в разное время и при различных обстоятельствах, через несколько или через много лет после разыгравшихся событий. Редактировались — кем? Уточнялись — на основании чего? Снова редактировались — с какой целью? Казалось, каждая группа была заинтересована в своей правде, которая именно в силу подобной заинтересованности переставала быть правдой истории.

Самый ранний срок называют записки Ивана Шантурова, изданные в Трудах Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома, и так называемый Мазуринский летописец, опубликованный в Полном собрании русских летописей.

По роду занятий Иван Шантуров не должен был записывать государственных событий. Он всего лишь площадной подьячий в Московском Кремле. Впрочем, уничижительный оборот здесь неуместен. Смысл прилагательного не имеет ничего общего с тем, который приобрел всеобщее распространение в последующие годы. «Площадной» — служивший на Ивановской площади Кремля в особой пристроенной к колокольне Ивана Великого палатке.

Здесь, чуть в стороне от основного здания Приказов, помещалась Палата крепостных дел. В просторечии ее называли «Полаткой Ивановской площади», что не мешало находившимся в ней подьячим выполнять важнейшие функции. Только им, согласно Уложению царя Алексея Михайловича, было дано право совершать купчие крепости, крепостные акты — возможность и соблазн легкого обогащения и постоянного жульничества. Вставляли задние числа, подчищали тексты, всячески, по выражению тех лет, «воровали». Наказание за плутовство — здесь же, на площади, батогами — никого не останавливало. Настоящим несчастьем была только «отставка от площади», потеря доходов.