Андрей Прокофьевич чуть поморщился. Опять эта молния!

— Рванулся парень, и буквально выдернул меня из-под колес. Он — на волосок от смерти…

— Номер машины? — спросил Андрей Прокофьевич.

Артист развел руками. До того ли было?!

— Как выглядит ваш спаситель?

Артист задумался.

— Среднего роста… Лет двадцати… В тенниске… — Он насупил брови, напрягая память, но больше ничего не припомнил и замолчал.

— Прекрасно! — сказал Андрей Прокофьевич. — «Знак ГТО на груди у него, больше не знают о нем ничего!»

— Именно, — артист кивнул. — Но тем большая честь — разыскать…

— А мы люди скромные, за славой не гонимся, — сказал Андрей Прокофьевич.

Он уже чувствовал: дело, которое навязал ему этот старичок, совсем непростое. Никаких зацепок, никакой ниточки, за которую можно бы потянуть. И вообще, если вдуматься, преступника разыскать даже легче. Безусловно, легче! Преступник всегда оставляет улики. Хоть самые незначительные, но все же оставляет. А тут?

И потом преступник часто — рецидивист или, если не рецидивист, то почти всегда хулиган, тунеядец.

И еще: преступник нередко какими-то, пусть тончайшими, нитями связан со своей жертвой. Есть какие-то точки соприкосновения. А этот парень за минуту до своего самоотверженного поступка и в мыслях ничего такого не имел. Вот и попробуй разыщи его!

— Припомните, — сказал Андрей Прокофьевич, — парень ничего не говорил? Ни слова?

Артист поднял глаза к потолку.

— Нет. Впрочем… Чертыхнулся… Когда его задело.

— Задело? — Андрей Прокофьевич насторожился.

— Да. Слегка. Совсем слегка. Даже не задело, а так — погладило. Крылом машины.

Андрей Прокофьевич заставил артиста детально показать, как он шел, откуда вынырнула машина, с какого места бросился парень.

— Значит, машина ударила парня крылом в левое бедро? — сказал он, закуривая. — Так?

— Так, — согласился артист. — Но не ударила. Слегка зацепила. Парень даже не упал.

Андрей Прокофьевич жирно подчеркнул эту запись в блокноте: маленький, но все же след.

— А дальше? — спросил он. — Куда делся парень?

— Тут к остановке подошел автобус. И парень бросился туда. Я крикнул: «Постойте!» Но он на бегу махнул рукой: «Опаздываю!» — и вскочил в автобус.

— А вы говорили — ни слова не сказал! Значит, крикнул «опаздываю»?

— Да.

— Точно? Именно так: «Опаздываю»? Может быть, «опаздываю на завод»? Или «в институт?»

Артист пожал плечами.

— Нет, просто «опаздываю». А впрочем, какая разница?

— Большая. Мы бы хоть знали, где он работает. На заводе, в учреждении или в институте. Ну, ладно. А на какой автобус он сел?

Артист опять пожал плечами:

— Там ходят два маршрута: первый и двойка.

Через несколько минут, убедившись, что из старика больше ничего не выжать. Андрей Прокофьевич встал, на прощанье заявив, что вызовет его, когда возникнет необходимость.

Было уже без четверти пять. Пора на совещание.

В машине, сидя со следователем, капитаном Головановым, Андрей Прокофьевич коротко, в юмористических тонах, рассказал о визите артиста.

— Отныне будем, значит, не преступников, а героев разыскивать, — закончил он.

— А знаешь?! — вдруг оживился капитан. — Если вдуматься, — это даже здо́рово! Чесслово, здо́рово!

— Знамение времени? — не без ехидства подсказал Андрей Прокофьевич.

— Именно! Знамение времени! — обрадовался капитан. — Очень точная формулировка. А что?! Мы с тобой уже не первый десяток лет трубим в угро, заплесневели, брат, среди накипи человеческой. Не чуем, что, может, уже скоро, совсем скоро, наступят другие времена. Представляешь? Преступников больше нет, грязи нет. А у нас с тобой милые, чистенькие задания: отыскать героя, который из скромности не назвал себя, или разыскать влюбленных, заблудившихся в космосе.

Андрей Прокофьевич усмехнулся.

Такие «красивые» разговоры всегда как-то смущали, настораживали его. Да, конечно, наступят те времена, о которых толкует капитан. Но пока надо делать свое довольно грубое дело. Возиться с растратчиками и взяточниками, насильниками и казнокрадами.

«А когда наступят те светлые времена, нас просто разгонят. Факт. Кому будет нужно угро?»

Андрей Прокофьевич перевел разговор на Витьку Графа.

— Пожалуй, сейф все же не его работа, — задумчиво сказал капитан. — Я запросил Свердловск. Там проверили: Витька в последние две недели никуда не выезжал. Ежедневно бывал на фабрике.

— И в воскресенье? — спросил Андрей Прокофьевич.

Вскрыли сейф в Ленинграде в ночь на понедельник, но — кто знает? — может быть, Витька Граф на самолете успел в ту же ночь вернуться и в понедельник уже быть на работе?

— В воскресенье Витька был на свердловском стадионе. Его там видели трое. Алиби безусловное.

Андрей Прокофьевич пожал плечами. Сообщение и огорчало, и радовало. Хорошо, конечно, что это не Витькина работа. Очень уж жалко, когда преступник, казалось бы навсегда покинувший блатную дорожку, снова возвращается на нее. Но, с другой стороны, если не Витька, то кто? Неужели объявился какой-то новый «медвежатник»? И это сейчас, когда вся их порода, по сути, уже вымерла, как динозавры или мамонты!

Возвращаясь с совещания, Андрей Прокофьевич в коридоре угрозыска встретил Колю Шишкина — парня лет двадцати двух, практиканта из спецшколы.

— Ну? — спросил Андрей Прокофьевич. — Каюк домушникам?

Коля недавно участвовал в своей первой в жизни операции: ловили домушников — группу квартирных воров.

Коля обиженно махнул рукой.

— Опять уже три дня без дела! Боятся мне что-нибудь серьезное поручить…

Андрей Прокофьевич помолчал.

— Вот что, — в раздумье сказал он. — Зайди ко мне…

В кабинете он предложил Коле сесть, и парень мгновенно опустился на стул. Коля был долговязый, на целую голову выше Андрея Прокофьевича. Того это не трогало, а Колю — очень смущало. Он всегда старался побыстрее сесть, чтобы не возвышаться над начальником.

Андрей Прокофьевич рассказал об артисте.

— Вообще-то, — сказал он, — это, конечно, не наша с тобой забота — застенчивых героев разыскивать.

Коля кивнул.

— Но старичок забавный. Притом народный артист, — продолжал Андрей Прокофевич. — Когда-то был кумиром молодежи. Отелло как играл! И Несчастливцева! А Арбенина!..

Андрей Прокофьевич закурил и, чуть подтрунивая над самим собой, рассказал Коле несколько смешных театральных историй времен своей молодости. В старинном водевиле один артист должен был весь конец второго акта провести в постели, будто спит. Он лежал-лежал, да и впрямь заснул. А публика потом жаловалась: мол, очень ненатурально он храпел, явно переигрывал.

— Не угодишь нашему брату! — засмеялся Коля.

— А то однажды такой был случай… Наш, этот вот Гаршин, должен был убить предателя. А на сцене забыли повесить на стену ружье. Как быть? Действие уже — полным ходом. Ну, к счастью, Гаршин не растерялся. Выхватил из кармана портсигар, будто пистолет, навел на предателя. Однако выстрела, конечно, не слышно.

— Ах! — кричит. — Осечка!

Снова вскинул портсигар. А тут за кулисами помреж догадался, графин об пол — трах! Предатель тотчас упал: убит!

Коля