И вдруг в вечерней тишине слышится бас мужчины:

— А все ты, блядь: «Пойдем в театр, пойдем в театр!»

В ответ ему — тишина.

— Вот лучшая рецензия! — воскликнула приглушенно, обращаясь к своему спутнику, Раневская.

Однажды разговор зашел о современных, уже советских писателях, об их новых книгах. О чем были те книги? Да о том же, о чем и спектакли: как все в жизни меняется, и, конечно, в лучшую сторону, стоит только хорошему председателю райкома, горкома, обкома наложить свою резолюцию. Когда об этой литературе и авторах спросили мнение Фаины Раневской, она задумалась и ответила:

— Знаете, как-то раз в Петербурге я видела одну толстую бабу. Она торговала «счастьем». Бумажным счастьем. В клетке рядом с ней сидел попугай, около клетки лежало несколько листочков с написанной разной чушью. Мне наши сегодняшние писатели напоминают эту торговку счастьем, которая кричала, зазывая прохожих: «На любой интересующий вопрос моя попка вам быстро дает желаемый ответ».

Вечер, осень, ранняя, но уже достаточно свежо на улице. Фаина Раневская со своим знакомым, который зашел к ней, собираются в цирк — решили просто отдохнуть. Раневская привычным жестом надевает шляпку, просит своего спутника:

— Будьте так добры, подайте, пожалуйста, даме труакар.

Ее знакомый растерянно оглядывает комнату, видит только одно, самое обычное демисезонное пальто на вешалке. О чем и говорит Фаине Георгиевне.

— Ох, молодой человек! Это вчера было простое пальто, в котором я ходила в магазин, сегодня мы идем в цирк — и это труакар. А завтра… завтра это будет манто. Обожаю разнообразие!

Тогда было лето, очень жаркое. Да еще воскресенье. И тем не менее дирекция театра выбрала именно этот июньский день, чтобы показать 150-й спектакль «Странная миссис Сэвидж». Как тут было собрать зрителей, если еще в пятницу с вечера и субботним утром вся Москва, казалось, устремилась в едином порыве за город: к воде, в леса, на дачи…

Но юбилейный спектакль состоялся. И билетов на него не было за несколько дней до выбранной дирекцией даты. На этот спектакль шли те, кто истинно любил Фаину Раневскую — самые преданные почитатели ее таланта. Таковых за время показа театром спектакля «Странная миссис Сэвидж» оказалось очень и очень много.

Для каждого актера очень важно иметь именно вот такого зрителя — своего. Он не предаст, не обманет, он простит ошибку, но не простит халтуры. Он — настоящий друг, которого нельзя обмануть. С первых минут спектакля с ним у актера устанавливается некая незримая связь. И вот уже этот зритель живет чувствами героя на сцене, он видит его глазами, слышит его ушами. Он — как самое отзывчивое эхо актера, он отзывается на реплику, взгляд, вздох, движение бровей. Этот зритель замечает самую малую разницу меж тем, как сыграла актриса в прошлом спектакле вот этот маленький кусочек и как она сыграла его сейчас.

И этот зритель реагирует, реагирует как своим движением в кресле, то устремляясь вперед, то откидываясь в изнеможении назад, то вздыхая, то пряча в себе всхлипы, то взрываясь аплодисментами или искренним смехом. Настоящий актер чувствует такую связь, он крайне дорожит ею, он ни за что не хочет обмануть своего зрителя, зрителя друга.

Вот так рассказывала о своем 150-м спектакле Фаина Раневская в кругу своих самых близких друзей, когда они собрались за столом отметить это великое для всех актеров театра событие.

Она говорила об этой связи актера и зрителя — связи, которая основывается на любви и доверии, на истинном уважении актером зрителей и зрителями — актера. Раневская рассказывала о том, как легко и как одновременно сложно играть, имея такую связь. Легко — ты чувствуешь всю свою игру, будто играешь перед зеркалом, отражающим твою душу.

А сложность… Сложность в том, чтобы не переступить невидимую грань, название которой даже трудно найти. Так вот, говорила Раневская, если ты любишь зрителя — люби его. Но никогда не стремись понравиться ему. Никогда! Как только актер начинает делать хоть что-то, чтобы угодить, понравиться зрителю, он пропал как актер. Он не станет актером, который ведет за собой, — он будет идти за.

Фаина Раневская никогда не стремилась понравиться публике. Ее любовь к своему зрителю состояла в том, чтобы раскрыть на сцене и показать образ, который она создавала, максимально полно, глубоко, красиво…

Она никогда не заискивала перед зрителем, не искала ходов, чтобы вызвать смех ради смеха, никогда не переделывала реплики лишь для того, чтобы рассмешить. Нет, она старалась не рассмешить, а создать максимально смешной образ, если уж о смехе шла речь. Она стремилась не вызвать слезы жалости, она играла женщину, которая вызывала искреннюю жалость.

И зритель уважал ее за это. И почитал. И дарил цветы.

После 150-го спектакля «Странная миссис Сэвидж» все подоконники, все столы и стулья в квартире Фаины Раневской были заставлены букетами цветов. Они стояли в вазах, в больших и малых банках, даже в ведрах…

Как вы уже знаете, после Малаховского театра, где Фаина Раневская играла, но без единой реплики, она была взята в труппу мадам Лавровской — и труппа направилась в Керчь. Репетиции шли прямо в доме мадам, которая была и режиссером, и актером одновременно. Раневская получила свою первую роль — она должна была играть учительницу мальчика в богатом доме.

Что можно сказать о том театре мадам? Пожалуй, вам все скажет один факт: Раневская получила роль, ей дали читать пьесу — а до начала спектакля оставалось каких-то три часа. Игра без репетиций! Юная тогда Раневская бросилась учить свои реплики, быстро пробежав глазами всю пьесу, но очень мало что запомнив. В то время, когда она готовилась, к ней подошел уже опытный в этой труппе актер, игравший трагические роли. Трагик познакомился с новой актрисой и сказал ей, что только провинциалы учат роли новых спектаклей. А настоящие артисты, которые к тому же имеют такие шикарные ноги, как у нее, всегда играют под суфлера, запоминая роль на третьем-четвертом спектакле. Юная Фаина хочет быть провинциалкой? Если нет, тогда перед спектаклем можно съездить и посмотреть удивительный город Керчь.

И Раневская поехала с трагиком смотреть город.

Вернулись они в театр за полчаса до начала. Раневская успела переодеться — надела свое лучшее, что у нее было, зеленое платье, которое было ей очень к лицу.

Ее выход. Она вышла — и замерла. В голове было пусто. Суфлер что-то тихо шипел из своей будки, но Раневская никак не могла его слышать.

Раневская просто поздоровалась со всеми актерами.

Суфлер повысил голос.

Раневская все равно ничего не слышала. Она стала обходить актеров на сцене одного за другим и здороваться с каждым за руку. Когда она приблизилась к мадам Лавровской, та попыталась вернуть растерянную девушку на сцену и спросила, не хочет ли новая учительница увидеть своего ученика? Суфлер тем временем почти кричал во весь голос реплику Раневской. А она сама чувствовала перед собой пропасть, в которую вот-вот упадет. И уже падает.