Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Киндан удивленно поднял брови:
— Мои вещи? — Мастер Зист кивнул.
— Да. Теперь ты будешь ночевать здесь. И тебе, конечно, понадобится кое-что из вещей.
— Здесь?
Киндан обвел взглядом сарай. Он был выстроен отнюдь не для тепла; Даск, как и положено стражам порога, имел толстую шкуру, в которой ему было хорошо при любой погоде. Пожалуй, холод нравился ему даже больше, чем тепло.
— Ты должен находиться рядом со стражем порога, — заявил мастер Зист и добавил, понизив голос: — Кое-кто у нас совсем не расстроится, если с ним случится что-нибудь нехорошее.
Зенор и Киндан как по команде взглянули в ту сторону, где на расстоянии не больше длины дракона находился дом Тарика. Киндан глубоко вздохнул.
— Но…
— Я позабочусь о том, чтобы кто-нибудь регулярно навещал тебя и узнавал, нужна ли стражу порога еда, — сказал мастер Зист.
— Но…
— Я понимаю, что тебе будет трудно, — продолжал арфист, — но ты сделал выбор, когда согласился растить только что вылупившегося птенца.
Киндан проглотил просившиеся на язык возражения и мрачно кивнул.
— Ну, конечно, раз уж я свил себе гнездо и отложил туда яйцо, то теперь пора в него залезть.
Мастер Зист от души расхохотался, заглушив более сдержанный смех Зенора.
— Отлично, парень! Просто отлично!
— Я мог бы после смены сидеть здесь с тобой некоторое время, — предложил Зенор.
— Спасибо, — ответил Киндан, покачав головой. — Но я не могу просить, чтобы ты тратил на нас слишком много времени. У тебя есть своя собственная работа и…
— С этим не будет никаких проблем, — решил Зенор. — Особенно, если ты намекнешь горняку Наталону, что тебе нужна моя помощь.
Уже к концу первой семидневки Киндан почувствовал, что сил у него не осталось вовсе. Ему постоянно приходилось отбиваться от визитов детей кемпа, горняков и, самое главное, от нападок Тарика, который всячески подчеркивал свою неприязнь к стражу порога.
— Эта тварь обожрет нас без всякого проку, — изрек он, впервые взглянув на новорожденную. И добавил чуть погодя: — И сколько же нам придется ждать, прежде чем оно сможет спуститься в шахту?
— Когда-то еще эта уродина хоть немного подрастет!.. — ядовито заметил он при следующем посещении. — Сейчас-то от нее толку никакого, так ведь?
— Сколько же, в самом деле, Наталон отвалил угля за этот мешок костей? — Придиркам не было конца.
Ненависть Киндана к дяде главного горняка усиливалась с каждым посещением, с каждым новым оскорбительным высказыванием. Он обнаружил, что не решается оставить стража порога без присмотра, и не только из боязни какой-нибудь пакости, которую вполне мог устроить Тарик, но и из опасения, что страж порога сам натворит что-нибудь от страха. Бедняжка однажды чуть не укусила Зенора, когда тот пришел рано утром и слишком резко отбросил в сторону тяжелую занавеску, подвешенную перед дверью, чтобы защищать нежные глаза стража порога от дневного света.
Киндан с каждым днем всё больше и больше выматывался и не раз спрашивал себя, удастся ли ему дожить до того времени, когда у малышки кончатся частые и неудержимые приступы голода.
Дни тянулись невыносимо медленно. С каждым днем глаза Киндана делались всё краснее и краснее, а ему самому всё труднее становилось не взрываться яростью в ответ на самый дружелюбный комментарий, и даже в отношениях с арфистом ему еле-еле удавалось сохранять вежливый тон. Он проникся глубочайшим уважением к Зенору и теперь недоумевал, как мог когда-то быть настолько глупым, чтобы не понимать друга, жаловавшегося, что не высыпается из-за возни с младшими сестренками.
Однажды под утро — уже подходила к концу вторая семидневка — Киндан проснулся с тяжелой головой. Что-то было не так. Он всмотрелся в темноту.
В сарае кто-то был.
— Ах, ты проснулся, — сказал голос. — Самое время. Мне кажется, она проголодалась. Почему бы тебе не пойти и не приготовить ей завтрак? А я тем временем побуду здесь.
— Нуэлла? — удивленно воскликнул Киндан.
— Кто же еще? — ответила девочка. — Ну давай иди. Она волнуется. Ах, какая миленькая!
Киндан выскочил из сарая и помчался в холд арфиста. Еще было темно, хотя на горизонте уже зажглась полоска зари. Он прошел на кухню, разжег огонь и поставил готовую овсянку греться.
— Кто там? — раздраженно спросил из комнаты мастер Зист.
— Это я, Киндан. Готовлю завтрак для стража порога.
— А-а… — Киндан услышал, как арфист что-то с грохотом ронял в своей спальне, разыскивая в темноте одежду и обувь. — Минуточку, минуточку! А кто же остался со стражем порога?
— Нуэлла, — коротко ответил Киндан.
— А-а… — снова протянул арфист; было ясно, что он толком не проснулся. — Это хорошо.
Киндан усмехнулся и полез в кухонный шкаф, где лежала кора кла.
— Я сварю немного кла! — крикнул он арфисту.
— Отличная идея, — прогремел мастер Зист. Почти сразу он появился на пороге кухни, но вдруг застыл на месте и заморгал. — Ты сказал, что со стражем порога осталась Нуэлла?
Киндан кивнул.
— М-м-м. Это нехорошо. А если что-то случится?
— Она всегда сумеет скрыться в тени, — успокоил арфиста Киндан.
— Ну, а если ей придется поднять тревогу? — возразил мастер Зист.
Киндан немного помолчал, выдумывая разные ответы, но в конце покачал головой.
— Теперь я понимаю.
— Я рад, что ты меня понимаешь, — раздраженно ответил арфист. — Сбегай к Име, возьми свежую кровь; овсянка уже почти готова.
К тому времени, когда Има наконец-то принес из ледника большой кувшин с кровью, Киндан весь извелся. В Дом арфиста он возвращался так торопливо, что чуть не разлил кровь. Не успев перевести дух, он смешал кровь с кашей и всё так же бегом спустился к сараю стража порога.
— Где ты пропадал? — недовольно спросила Нуэлла, когда он вошел внутрь. — Тебя не было целый Оборот.
— Извини, — пропыхтел Киндан.
— Ты так дышишь, можно продумать, будто ты бежал всю дорогу.
— Так оно и было, — ответил Киндан, вываливая смесь в большую миску перед просыпающимся детенышем.
Нуэлла сморщила нос.
— Знаешь, просто не могу поверить, что такое очаровательное существо может есть такую ужасную пищу.
— Очаровательное? — недоверчиво воскликнул Киндан.
— Да, очаровательное, — решительно повторила Нуэлла. — Ты понимаешь, очарование видишь не глазами, а сердцем. — Она сделала паузу, давая Киндану возможность возразить, и, не дождавшись, вернулась к первоначальной теме: — А разве мясные обрезки не лучше?