По ним можно было понять, что здание, несмотря на его высоту, было одноэтажным с высокими потолками.

Рядом с зданием было около сотни человек. Кто-то сидел на пыльной мостовой, кто-то лежал. Кое-кто еще хорошо стоял, а кто-то едва держался на ногах. Были и те, кто держал на руках детей. Женщины, мужчины, старики, дети.

— Это артефакты, — произнёс Гош, сунув в руки воришки три печати. Одна была медной, вторая серебряной, а третья золотой. — Медную ставь тем, у кого язвы уже сбросили корку и под ними видно мясо. Это значит, что язва уже внутри тела. В груди и брюхе. Серебряную ставь если на пятнах появились трещины. Через них обычно начинает идти гной. Если струп не слез, значит, внутри язв еще нет. Таких еще можно спасти, если действовать быстро.

— А золотая?

— Золотую ставь тем, у кого появились пятна, но ни трещин, ни гноя еще нет. Такие уже заразны, но еще есть время. Они смогут подождать. Серебряные идут в первую очередь. Их будут лечить сразу. За ними идут золотые. Случаи простые и таких можно лечить сразу светом. Быстро.

— А медные?

— Медные идут последними, — ответил Гош и, глядя в глаза, добавил: — Сил на таких уйдет много, а шанс вытащить слишком мал. Скорее всего, до своей очереди они не доживут.

Руди взглянул на печати, а паладин продолжил наставления:

— Старикам и детям ставишь медную печать. Понял?

Руди опустил взгляд на печати на которых был изображен знак Единого. Поколебавшись несколько секунд, он кивнул.

— Тогда пошли.

Гош подошел к толпе, поднял руку и, направив в нее свой небольшой дар, заставил кулак светиться. Собравшиеся люди обернулись на него и воришку, стоявшего по правую руку.

— Мы служители Единого! Мы пришли, чтобы помочь! Сейчас каждый из вас подойдет ко мне или моему помощнику. Вы получите определенную печать и займёте очередь согласно полученной печати.

Руди, стоявший рядом с паладинов, почувствовал, как в груди сжимается от взглядов, направленных на него. Он сглотнул, но отошёл в сторону, куда указал паладин.

Пораженные язвой жители Картара потянулись к ним. Старики получали медную печать на лоб. Большинство из них уже имели глубокие язвы, струпья которых уже давно слезли. Многие из них даже не могли стоять. Их подтаксивали к ним. Дети тоже получали медные печати, но чаще не из-за возраста, а потому что черная язва прогрессировала быстрее. Девочки, мальчики и младенчики почти все были с глубокими язвами, в которых зияло бледно-розовые гниющее мясо.

— Нет! — остановил его руку с серебряной печатью у головы невысокий, но широкоплечий парень. — Ее. Вылечи ее...

Руди опустил взгляд на землю, где лежала закутанная в ткань девочка лет шести на вид. По пятнам Руди сразу понял, что гной уже начал выходить. Он нагнулся и приподнял ткань, из-под которой показалась детская ручка. На предплечье было несколько пятен и одна огромная язва, настолько разъевшая плоть, что было видно белоснежную кость.

— Ей тоже достанется печать, — ответил Руди.

— Нет. Поставь другую, — произнёс незнакомец и, перехватив руку воришки, вложил в неё большой увесистый золотой перстень с огромным кроваво-красным камнем. — Вы ведь не просто так печати разные ставите, так?

— Не могу, — мотнул головой Руди и тихо повторил: — Не могу...

— Она у меня одна, слышишь? Мать и отца уже схоронил. Дай другую печать...

— Не могу, — покачал головой послушник.

— Ты ведь живой человек. Ты ведь знаешь, что такое любить, — нагнулся к нему парень. — У меня больше действительно ничего нет... у меня никого не осталось.

Руди взял серебряную печать и прикоснулся ко лбу парня, оставляя белоснежный след. Затем он взглянул на ребенка, достал медную и оставил на ее лбу кроваво-красный знак Единого.

— Я мёртв, — тихо ответил Руди. — Я уже давно умер...

В глазах щипало, из-за чего он моргал, в груди ныло, а в горле стоял комок. Дыхание дрожало, но на глазах не появилось влаги. Блестеть и капать было нечему.

Руди поднялся и пошел дальше. На площадь начали подходить жители. Людей стало много.

На площади появился тихий гул из-за шепотков живых людей. Никто не решался говорить громко вслух, словно боялись навлечь на себя беду.

Послышался далекий скрип и стук колес о мостовую.

Рабы, переданные церковникам, тащили двухколёсные телеги для больных и тех, кто уже не мог ходить.

***

Руди шёл по улице с небольшим масляным фонарем.

Уже давно стемнело, и месяц на ясном небосводе, окруженный тысячами звезд, намекал, что уже далеко заполночь.

За день Ари и Снек умудрились пропустить около сотни человек. Люди шли потоком и лечение продолжалось без остановки. Помощник и сам клирик ели на ходу, заглатывая постную кашу и пресную лепешку, не разбирая вкуса.

Снять струпья, промыть крепким самогоном, залить светом и молитвой. И так раз за разом, пока Ари не начало шатать от усталости и перерасхода сил. Затем пять минут лежа на полу, два глотка тонизирующей настойки клирика с противным кислым вкусом, и круг начинается снова. Снять струпья, промыть крепким алкоголем, залить светом и молитвой.

Руди, в отличие от молодого послушника, был занят только тем, что сортировал с Гошем прибывающих людей. Ночью поток спал, и он смог найти